– Ну да. Лариса… она уже в возрасте, у неё нервы не к чёрту. А Ганна… молодая, должна бы быть гибче. А она – нет. Всё время какие-то обиды, претензии.
Он ощущал усталость от бесконечной борьбы. Ему осточертели постоянные конфликты, упрёки матери и недовольство жены. Единственное, чего он хотел – это покоя.
– Мне надоело всё это недовольство, – продолжил Дмитрий, развёл руками в сторону. – Честно говоря, может, и правда стоит разойтись. Сколько можно жить в этом напряжении? Мама с одной стороны тянет одеяло на себя, она – с другой. А я между ними как прокладка. Зачем мне всё это?
Павел молча слушал его.
– Я ей прямо сказал: не можешь терпеть мою мать – уходи. А что ещё я мог сказать? Мама для меня святое. Она меня вырастила одна. И теперь я должен её бросить? А Ганна только и делает, что жалуется.
В его голосе не звучало ни капли сожаления — лишь раздражение и стремление избавиться от тяжести ситуации. Он не собирался брать ответственность на себя — хотел, чтобы решение приняла Ганна сама. Пусть уйдёт по собственной воле — тогда он останется чист перед собой: ведь он её не прогонял.
– Пусть сама решает, – повторил он тихо себе под нос, будто стараясь утвердиться в этой мысли. – Устал я от всего этого балагана. Хочу прийти домой — а там тишина и никто никого не пилит.
Он искренне считал себя правым и даже не задумывался о своей роли в происходящем: что именно его равнодушие и нежелание поддержать жену стали причиной разлада между двумя женщинами. Он просто мечтал о том, чтобы проблема исчезла сама собой — а единственным способом видел уход Ганны.
На следующий день Ганна нашла скромную однокомнатную квартиру неподалёку через знакомых — долго искать не пришлось. Собиралась она молча: без истерик и сценичности вывозила вещи пока Дмитрий был на работе. Приехал водитель с небольшой машиной; за пару рейсов они увезли всё необходимое: вещи её с Данилом, немного игрушек сына да несколько книг — ничего лишнего.
Не было ни криков, ни выяснений отношений, ни слёз.
Когда Дмитрий вернулся вечером домой, квартира встретила его непривычной пустотой. Он прошёл в спальню — там уже ничего не напоминало о ней: ни одежды на стуле, ни расчески на тумбочке… На кухне стоял недоеденный ужин со вчерашнего вечера; рядом на столе лежала записка — короткая и без эмоций:
«Ты сказал – я сделала. Чтобы тебе было легче».
Чуть ниже аккуратным мелким почерком было приписано: «Данил со мной».