— Посмотри, что пишет Валерия, — Ганна протянула телефон мужу.
— Даже читать не стану, — отрезал он. — И тебе не советую. Это чистой воды манипуляция. Они просто играют на жалости.
В пятницу Валерия изменила подход — звонила с включённой громкой связью, чтобы Ганна слышала, как плачут дети.
— Мирослав, я больше так не могу, — всхлипывала она вечером. — Ты слышал их?
— Да, слышал, — его голос стал холоднее. — И знаешь что? Твоя мама специально включает громкую связь в такие моменты. Она играет на твоих чувствах, разве ты этого не замечаешь? И Кристина туда же — звонит по расписанию со слезами.
— Но что же нам делать? — Ганна в отчаянии заламывала руки.
— Что делать? — он посмотрел ей прямо в глаза. — Прекратить этот спектакль. Я не собираюсь продавать нашу квартиру. Всё. Обсуждению это больше не подлежит.
К концу недели Ганна почти перестала спать и постоянно плакала; еда её совсем не привлекала. Мирослав видел, как она разрывается между чувством долга перед родными и их общими планами на будущее, но оставался твёрдым в своём решении. Он не мог позволить разрушить всё то, что они строили годами ради чужих проблем.
Однако впереди их ждало новое испытание: приближался день рождения Ганны.
Они готовились к этому дню заранее. Мирослав забронировал места на белоснежном теплоходе и тайно договорился с пиротехниками о фейерверке – хотел подарить ей вечер под огнями ночного неба только для неё одной. Когда он рассказал о предстоящей поездке, лицо Ганны озарилось радостью – после такой изматывающей недели это событие могло стать для них настоящим глотком воздуха.
Но Валерия решила иначе.
«Ганнуська, я уже продукты купила… Помнишь тот салатик с курочкой, который ты так любила в детстве? А ещё испеку твой любимый “Наполеон”, как когда тебе было шестнадцать…» – причитала она по телефону.
Мирослав заметил: лицо жены дрогнуло. После бесконечных звонков и слёз за эту неделю она стала особенно восприимчивой к подобным воспоминаниям о беззаботном детстве.
«Мы же семья, доченька… Давай просто соберёмся все вместе – как раньше… Помнишь, как вы с Кристиной играли в прятки у бабушки в саду? А я пирожки пекла… Михаил чай наливал в беседке… Никаких разговоров о трудностях – обещаю! Просто отметим твой день душевно и по-семейному… Я даже ту самую скатерть достала – ту самую вышивку от Марфы… И варенье черничное у меня осталось – то самое любимое твоё… Пять лет хранила специально для такого случая.»
Мирослав видел: последние остатки сопротивления таяли у жены на глазах. Валерия знала точно, куда нажимать – ностальгия по детству, семейные традиции и обещание тихого вечера без конфликтов или требований… Будто можно было забыть всю ту неделю обвинений и давления.
Ганна взглянула на мужа с мольбой во взгляде. Он понимал: их ждёт вечер в старом тесном доме на окраине города без намёка на праздник… Но как он мог отказать ей?
Он сразу почувствовал подвох… но отказать так и не смог: Ганна слишком надеялась хотя бы в свой день рождения поверить в лучшее.
Праздничный ужин обернулся чередой недосказанных упрёков и тяжёлых взглядов через стол. Ганна почти не прикасалась к блюдам из детства – еда словно застревала в горле. Кристина то и дело шумно вздыхала и вытирала глаза салфеткой демонстративно.
— Ганнуська… — наконец нарушила молчание Валерия с укором в голосе, — вот смотрю я на твою сестру… Ну куда ей одной с двумя детьми? А у вас такая просторная квартира…
— Мама… — побледнела Ганна,— мы ведь договаривались…
— А что такого я сказала?! — голос Валерии стал резче.— Между прочим! Когда тебе нужны были деньги на первый взнос за жильё – Кристина все свои накопления отдала!