«Но как ты можешь продать наш дом ради твоей семьи?» — в гневе воскликнул Мирослав, устав от манипуляций свекрови и истерик жены

Мирослав готов был на всё, чтобы уберечь жену от разрушительного влияния её собственной семьи.

— Какие сбережения — двести тысяч?! Я же потом всё вернула, да ещё и с процентами. И она ведь не продавала свою квартиру, — тихо возразила Ганна.

— Да разве в деньгах дело? — всплеснула руками Валерия. — У родной сестры беда, а вы не можете продать квартиру, немного ужаться? — она метнула на меня злобный взгляд. — Ты, Ганна, как всегда сама ничего не решаешь — только мужа слушаешь. Нашёлся тут главный.

Мирослав с шумом отодвинул тарелку. Его трясло от ярости — даже в день рождения жены не могли обойтись без этой темы.

Праздничное настроение было окончательно уничтожено.

По дороге домой молчали. В течение следующей недели почти не разговаривали: стоило заговорить о сестре, как Ганна начинала плакать. «Мама говорит, если бы Кристина была на моём месте…» — и снова слёзы.

В какой-то момент Мирослав не выдержал:

— Нам нужно серьёзно поговорить. Прямо сейчас.

Они сидели на кухне, за окном по-прежнему открывался вид на любимый парк. Десять лет назад они специально искали жильё именно здесь — рядом с его работой, недалеко от метро и в районе с развитой инфраструктурой.

— Ганна, — его голос прозвучал жёстко, — всё это должно закончиться. Сегодня же.

Она подняла на него заплаканные глаза:

— Мирослав, я правда понимаю тебя… Но мама звонит каждый день… И я слышу Алису… как она плачет…

— Нет! — он резко перебил её. — Ты ничего не понимаешь! Мы десять лет тянули ипотеку! На всём экономили! И теперь ты готова всё перечеркнуть из-за истерик твоей матери?

— Я так устала… Мирослав… — она провела рукой по лицу. — Мама говорит: настоящая семья…

— Довольно! — он ударил ладонью по столу. — Я больше не хочу слышать ни слова о том, что говорит твоя мать! Кристина взрослая женщина! У неё двое детей! Это её ответственность, а не наша! Я не позволю разрушить то, что мы строили годами только потому, что твоя сестра никак не может справиться со своей жизнью!

Он поднялся и начал нервно ходить по кухне:

— Знаешь, что меня больше всего бесит? То, как легко ты поддаёшься этим манипуляциям! Неделю назад мы обсуждали твой день рождения на теплоходе… А чем всё закончилось? Сидели под упрёками твоей матери! И ты позволила им испортить тебе праздник!

Ганна молчала и смотрела в окно. Потом тихо сказала:

— Помнишь… как она пыталась нас поссорить? Тогда… десять лет назад…

— Конечно помню… — кивнул он мрачно. — Сейчас всё повторяется… Только теперь через руки твоей матери.

На следующий день Ганна позвонила Валерии и уверенно отказалась помогать. Та устроила скандал: кричала про бессердечие и черствость дочери. Ганна просто сбросила вызов.

Но это был лишь первый шаг. Телефоны начали разрываться от постоянных звонков – Валерия звонила круглосуточно; Кристина подключалась днём во время сна Марка – тогда у неё было время спокойно поплакать в трубку. Когда супруги перестали отвечать – начался штурм в мессенджерах.

«Чтоб вы подавились своей квартирой», «Предатели», «Будьте вы прокляты» – гневные сообщения от Валерии сыпались одно за другим без всяких фильтров словаря приличий. Следом приходили фотографии от Кристины: вот Полина сидит в углу со слезами на лице и прижимает к себе потрёпанного зайца – единственную игрушку из тех немногих вещей; вот Марк спит свернувшись клубочком на стареньком диване в тесной комнате… И к каждому снимку приписка: «Смотри сама… им тяжело».

Мирослав молча удалял эти сообщения сразу же после получения; но Ганна читала каждое до конца. Он замечал: она украдкой вытирает слезы после просмотра фотографий племянников; вздрагивает при каждом новом уведомлении о звонке или сообщении.

— За что они так со мной?.. — шептала она ему сквозь слёзы, прижимаясь к плечу мужа. — Я ведь всегда старалась помочь… всегда была рядом…

Продолжение статьи

Бонжур Гламур