Утром он принял окончательное решение. Мирослав сидел в машине, сжимая руль так сильно, что костяшки пальцев побелели. Вместо того чтобы отправиться на работу, он повернул к дому Валерии — впервые за пятнадцать лет взял выходной без предупреждения жены. Перед глазами всё ещё стояло лицо Ганны, искажённое слезами, когда она читала очередное сообщение от матери: «Прокляты будьте»… «Предатели»… Он стиснул зубы до боли, вспоминая, как жена вздрагивала от каждого звонка и пыталась скрыть заплаканные глаза.
Хватит. Теперь настал его черёд действовать.
Он достал телефон и в последний раз перечитал сообщения от Валерии. Каждое из них было пропитано ядом: «Подлый змей, разрушил всю семью»… «Думаешь, дочь тебя не возненавидит?»… Что ж, пусть так — он готов к её ненависти, если это поможет положить конец бесконечным манипуляциям и угрозам.
В бардачке лежал конверт с деньгами — достаточно для того, чтобы Кристина могла снять жильё на полгода вперёд. Район был не элитный, но дом приличный и рядом находился детский садик Полины.
Дом Валерии встретил его распахнутой дверью — июльская жара вынуждала держать окна и двери открытыми для сквозняка. Мирослав медленно поднялся по знакомым ступенькам; тело было напряжено до предела — словно перед прыжком в неизвестность. Из кухни доносились голоса…
— Нет, мам, ты только представь себе! — голос Кристины звенел от раздражения. — Вчера она мне написала: «искренне сочувствую». Сочувствует она! А продать квартиру ей слабо?
— Не горячись, — в голосе Валерии звучали сладкие интонации. — Всё идёт как надо. Ганна у нас девочка мягкая, совестливая. Главное — правильно её направить.
Послышался звон ложечки о блюдце.
— А этот её супруг? — фыркнула Кристина. — Что с ним делать? Он же за ней следит постоянно!
— Ганночка моя милая… — Валерия рассмеялась тихо. — Разве ты не замечаешь? Чем сильнее он давит на неё, тем больше она склоняется к нам. Она мечется между мужем и родными. И чем жестче он себя ведёт, тем больше у неё чувства вины перед нами просыпаются. Ещё неделька слёз да жалоб — сама его дожмёт.
— Ты уверена? — в голосе Кристины послышались нотки сомнения. — Мирослав ведь упрямый как бык…
— Да плевать мне на его упрямство! — Валерия резко поставила чашку на столешницу. — Главное сейчас правильно давить на Ганну! Вот эти фотографии детей были отличной идеей! Видела бы ты её реакцию… вся в слезах! Напиши ещё про игрушки Полины: мол девочка скучает по ним…
— Мам… может уже хватит? — Кристина заговорила тише; в её голосе проскользнула тревога. — Уже третья неделя пошла этого спектакля… а толку?
— Ты что же это? Отступить решила?! — Валерия повысила голос резко и зло. — После всего того труда? Нет уж! Ганна у нас мягкая натура… ещё немного давления через слёзы да истерики – они свою драгоценную квартиру продадут без лишних слов! А ты закроешь ипотеку и останется ещё немного на первое время…
— А если ничего не выйдет? – спросила Кристина глухо, но с упорством человека доведённого до предела – Сколько можно устраивать этот фарс?
— Всё получится! – отчеканила Валерия уверенно – Главное – не сбавлять напор! На детях она всегда ломается!
Мирослав стоял неподвижно в тени коридора; пальцы немели от ярости настолько сильной, что едва удавалось сохранять самообладание. Десять лет назад Кристина уже пыталась их рассорить: тогда она наврала Ганне про какую-то вымышленную любовницу… Он тогда простил ради любви к жене и ради мира дома.
Но теперь всё зашло слишком далеко.
Осторожно доставая телефон из кармана пиджака и стараясь не выдать своего присутствия ни звуком шагов ни дыханием, он включил диктофон.
Руки дрожали от гнева.
Но он стоял неподвижно.
Пусть теперь Ганна услышит сама: кто есть кто из тех людей, кого она называла семьёй…