Людмила в сотый раз поправила салфетки на столе. Взглянула на часы. До прихода гостей оставалось ещё полчаса.
Её 60-летие — событие, к которому она готовилась с особым трепетом. Годы научили её ценить каждое мгновение, и этот юбилей она хотела провести так, чтобы он запомнился не только ей, но и всем гостям.
На столе красовались аккуратно сервированные блюда: салаты, тарелки с нарезками, несколько видов домашних пирогов. В духовке допекалась утка с яблоками, а в холодильнике ждал своего часа фирменный торт, украшенный кремовыми цветами.
Но для Людмилы главным был не пир. На празднике она хотела объединить семью через творчество. Она с юности увлекалась стихами, любила рисовать акварелью и даже недавно записалась на курсы каллиграфии.
Вдохновлённая этими занятиями, она придумала особую часть вечеринки: чтение её новых стихов и творческий мастер-класс по акварели.
– Ну, держись, Васильевна! – улыбнулась она своему отражению в зеркале, торопливо поправляя серебристую заколку в волосах. Платье бордового цвета с аккуратной брошью на груди добавляло ей уверенности.
Её сын, Максим, пришёл чуть раньше остальных — привёз последние покупки из магазина. Он был искренне рад, что мать устроила это мероприятие, и надеялся, что она получит от праздника огромное удовольствие.
– Мам, ты только не нервничай, ладно? Всё будет отлично, – сказал он, выставляя на стол бутылки с минеральной водой.
– Ну что ты, Максимка, я абсолютно спокойна! – она обняла сына, и дрожащие руки выдали еë. – Ты позвонил Тане? Убедился, что они приедут?
– Конечно, мама. Всё будет хорошо, не переживай.
Татьяна, жена Максима, и её большая семья казались Людмиле Васильевне немного шумными людьми. Они всегда любили подчеркнуть, что они «простые», и не понимали её увлечений. Но Людмила надеялась, что в этот вечер все смогут увидеть её искреннюю душу, а может, даже оценить её стихи.
Наконец гости начали собираться, квартира наполнилась гомоном голосов.
– Ну что, Васильевна, размахнулась-то как! – хохотнула её сватья, проходя в гостиную и разглядывая стол. – Экономить пора начинать, на пенсию-то не разгуляешься!
– Это всё мои накопления, – мягко ответила Людмила, пытаясь не показать обиды.
– А что на горячее будет? – усмехнулся брат Татьяны. – Я вот думаю, может, надо было бы пельменей наготовить. Мои дети точно это оценили бы. Уж в следующий раз на забудьте.
Людмила, стараясь не обращать внимания на такие замечания, пригласила гостей к столу. Когда все немного поели, именинница подняла бокал с шампанским и, слегка волнуясь, произнесла:
– Дорогие мои, спасибо, что вы пришли! Для меня это очень важно. Я хочу поделиться с вами частью своей души. В этом году я написала несколько стихотворений, и, если вы позволите, я прочту вам одно из них.
Гости замерли, переглянулись, и кто-то из них громко пробормотал:
– Ну, началось.
Людмила достала красивый блокнот и, вздохнув, начала читать:
– «Лишь в шестьдесят познала радость,
Что в каждом дне сияет свет.
И поняла, как дар прекрасен —
Творить, где горечи уж нет…»
Семья Татьяны явно скучала. Кто-то проверял телефон, кто-то лениво ковырял салат на тарелке. Когда Людмила закончила, сватья громко сказала:
– Ну, стихи – это, конечно, хорошо, но мне кажется, мы сюда не за этим пришли.
Эти слова, как острая игла, вонзились в сердце Людмилы Васильевны. Она замялась, но постаралась улыбнуться:
– У нас будет и мастер-класс по акварели! Я подготовила всё, чтобы каждый мог создать свою маленькую картину.
– Картины? – удивился кто-то из гостей. – Нет, ну это уже перебор. Мы, между прочим, не ели ещё толком, а нас уже рисовать зовут.
Людмила почувствовала, как к горлу подступает комок, но старалась держаться. Ведь это был её день. Её момент. И она верила, что сможет донести до этих людей, как прекрасна жизнь, если наполнять её творчеством.
***
Стараясь сохранить спокойствие, Людмила сделала глубокий вдох и с улыбкой подошла к мольбертам, которые заранее расставила у стены.
На каждом лежали листы акварельной бумаги, палитры, кисти и краски. Её глаза светились, когда она повернулась к гостям, надеясь, что творческий мастер-класс всё-таки заинтересует их.
– Ну что, друзья мои, давайте попробуем создать шедевр? – с лёгкой дрожью в голосе предложила она. – Я уверена, что каждый из вас сможет. Это совсем несложно.
– Мам, извини, а где Таня? – неожиданно спросил Максим, окинув взглядом комнату.
– Она на кухню вышла, – отозвалась сестра Татьяны Ольга, доставая из сумки телефон. – Дети, видать, проголодались. Да и, честно говоря, мы все тоже, Васильевна. Может, хватит вот этого всего? Какие картины, какие кисточки? Лучше бы ещё пирогов принесла.
Людмила замерла, но постаралась не показать, как сильно её задели эти слова. Она сделала шаг к мольбертам и мягко сказала:
– Я всё понимаю. Но ведь праздник – это не только еда. Это эмоции, общение, радость… Творчество. Разве вам не хочется попробовать что-то новое?
– Нам не хочется остаться голодными, – громко проворчал муж Ольги, заставив остальную родню засмеяться.
Максим, который всё это время молча стоял в стороне, нахмурился. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент в комнату вернулась Татьяна. Она держала на руках младшего ребёнка и выглядела крайне недовольной.
– Людмила Васильевна, ну серьёзно, – сказала она, и её голос отчётливо раздался в тишине. – Может, просто поедим ещё чего-нибудь? Утку несите, я видела она там в духовке стоит. Эти акварели… не для нас они.
Людмила почувствовала, как что-то внутри неё ломается. Она старалась изо всех сил. Готовила этот вечер, думала о каждом его моменте, представляя, как все вместе будут творить! А теперь её усилия высмеивали, будто это был какой-то нелепый каприз.
– Не для вас? – вдруг спросила она, удивляясь собственной твёрдости в голосе. – А для кого? Для меня? Для кого тогда всё это было?
Гости замерли. Даже Татьяна казалась озадаченной. Но тут сватья не упустила момента встрять:
– Вот-вот, я и говорю! Всё это только для себя, для своего удовольствия. А ты подумала, что нас это вообще не интересует?
– Я подумала, – твёрдо ответила Людмила, чувствуя, как начинают трястись руки. – Я понадеялась, что вы оцените что-то большее, чем просто очередную порцию оливье.
– Ой, ну началось, – фыркнула Ольга, наливая в бокал шампанское. – Типичное ваше: вместо того чтобы кормить, учить нас жизни.
Максим внезапно ударил кулаком по столу, заставив всех замолчать. Его лицо покраснело от гнева, и он резко поднялся со стула.
– Хватит! – рявкнул он так громко, что даже дети перестали возиться в соседней комнате. – Вы сюда жрать пришли или на юбилей? Это мамин день, а не ваш! Она старалась для всех, а вы ведёте себя как свиньи!
– Максим, да что ты себе позволяешь? – возмутилась Татьяна, но муж тут же перебил еë:
– А что, Таня? Ты тоже думаешь, что они правы? Мама устраивает свой праздник так, как хотелось ей, а в ответ сразу: «Не то», «Не нравится», «Не для нас». Может, хватит уже?
Гости переглянулись, и в комнате повисла неловкая тишина. Людмила, ошарашенная происходящим, почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.
– Не нужно, Максим, – тихо сказала она. – Пусть уж как есть.
– Нет, мам, нужно, – он обвёл взглядом всех присутствующих. – Если кто-то считает, что его тут недокормили, то можете прямо сейчас уйти. И больше не приходить.
– Максим, это уже перебор, – прошептала Татьяна, пытаясь взять его за руку, но он отстранился.
– Перебор – это то, как вы себя ведёте! Все. Мы все уходим. Сейчас, Маме надо отдохнуть.
– Уходим? Ты это серьёзно? – Татьяна выглядела оскорблённой, но Максим больше не стал с ней спорить.
Он резко вышел из комнаты, забрав с собой детей, а Татьяна только пожала плечами и повернулась к матери:
– Ну, извините, Людмила Васильевна. Я пыталась.
После этих слов все гости быстро начали собираться. Шум, суета, звуки закрывающихся дверей — и через несколько минут в квартире снова стало тихо.
***
Людмила стояла посреди своей опустевшей гостиной, будто в оцепенении. Шумные разговоры, ехидные замечания, стук посуды — всё это исчезло, оставив за собой лишь звенящую тишину.
Остались недоеденные блюда, опрокинутый бокал с вином и салфетка, лежащая на полу. Она медленно наклонилась, подняла её и положила на угол стола, будто пытаясь вернуть хоть какой-то порядок.
Слёзы подступали, но она сдерживалась. Упрямо. Не потому, что было не больно, а потому, что она уже слишком хорошо знала: в жизни приходится быть сильной.
Её стихи, её краски, её праздник — всё это оказалось ненужным, смешным, чужим для тех, кого она так старательно пыталась впечатлить.
Дверь тихо скрипнула, и Людмила обернулась. На пороге стоял Максим.
– Ты что, не ушёл? – спросила она срывающимся голосом.
– Нет, мам, я вернулся. Таню с детьми домой отправил, а сам решил вернуться, – он подошёл ближе. – Ты как?
Она хотела сказать, что всё в порядке, что она не в обиде, что переживёт. Но вместо этого её губы дрогнули, и она всё-таки не удержалась:
– Максим… я, наверное, правда ошиблась. Всё это… стихи, картины… Никому это не нужно.
Максим нахмурился, сел рядом с ней за стол и взял её за руку.
– Мам, ничего ты не ошиблась. Это они ошиблись. Пойми, люди бывают разные. Кто-то видит только еду на столе и больше ничего, а кто-то… – он замялся, подбирая слова. – А кто-то видит мир таким, каким видишь его ты. Просто такие люди встречаются редко.
Людмила всхлипнула и быстро вытерла глаза.
– Но это же наша семья, Максим! Я хотела, чтобы они поняли меня. Хотела, чтобы они хоть раз увидели, как можно жить по-другому. Что можно… – её голос задрожал, – что можно не только есть и пить.
– Мам, они никогда этого не поймут, – твёрдо сказал Максим. – И не потому, что ты не постаралась. Ты сделала всё, что могла. Но их это не интересует. И ты не обязана никому ничего доказывать.
– Ты думаешь? – она посмотрела на сына с болью и надеждой.
– Я уверен, – он сжал её руку. – А ещё я уверен, что есть люди, которые это оценят.
Они сидели молча несколько минут, каждый погружённый в свои мысли. Потом Максим резко встал, подошёл к мольберту и провёл пальцами по листу акварельной бумаги.
– Мам, а ты ведь не показала, как это делается. Ну, как рисовать. Ты мне покажешь?
Она удивлённо подняла на него глаза.
– Ты хочешь попробовать?
– А почему нет? – он улыбнулся, впервые за вечер по-настоящему. – Давай, покажи мне, что я могу нарисовать.
Людмила встала, всё ещё не веря, что её взрослый, всегда сдержанный сын вдруг проявил интерес к творчеству. Она взяла в руки кисть и передала ему, осторожно положив свою ладонь на его.
– Хорошо… Тогда начнём с самого простого. Смотри, – она окунула кисть в воду, потом в краску. – Представь себе небо. Светлое, голубое, с лёгкими облаками. Держи кисть свободно, вот так. И не бойся делать ошибки.
Максим послушно повторил её движения, сначала неуклюже, но с каждой новой линией становясь увереннее. Людмила смотрела, как он старается, и чувствовала, как сердце наполняется теплом.
– У тебя хорошо получается, – тихо сказала она.
– Ты это просто так говоришь, – усмехнулся Максим, но она покачала головой.
– Нет. Я говорю правду. Это действительно хорошо.
Через полчаса на листе бумаги появилось нечто похожее на пейзаж. Может, он был далёк от идеала, но в этот момент это было совершенно неважно.
Людмила смотрела на сына и чувствовала, что, возможно, потеряв что-то сегодня, она всё же обрела нечто более ценное.
– Спасибо, мам, – сказал Максим, откладывая кисть.
– За что? – удивилась она.
– За то, что ты такая, какая есть, – он обнял её крепко, и она, наконец, позволила себе расслабиться, чувствуя, как уходит боль, накопленная за этот вечер.
***
На следующее утро Людмила встала рано. Её день начался с чашки чая и блокнота, который она открыла на чистой странице. Вдохновение накрыло её, словно волна, и строки рождались одна за другой:
– «Лишь в одиночестве прозрела,
Что счастье — рядом, тишина.
И кто понять меня сумеет,
Тому я буду отдана…»
Её праздник закончился не так, как она мечтала, но она больше не чувствовала разочарования. Она поняла, что важно не то, как тебя воспринимают, а то, как ты воспринимаешь себя. И это откровение, как ни странно, стало для неё лучшим подарком на 60-летие.
