«Оксана, прости меня… Если сможешь — прости» — с слезами на глазах прошептала Ганна, теребя бумажную салфетку

Каково это — простить, когда сердце до сих пор помнит боль предательства?

– Оксана, прости меня… Если сможешь — прости.

Оксана подняла взгляд от чашки с остывшим кофе. Напротив неё сидела женщина, в которой с трудом можно было узнать некогда уверенную и привлекательную старшую сестру. Ганна словно сжалась внутрь себя, будто на плечах её лежал невидимый груз. Пальцы нервно теребили бумажную салфетку, превращая её в бесформенную тряпочку.

– Я понимаю, ты вправе со мной не разговаривать, – продолжала Ганна, не дождавшись ответа. – Двадцать лет… Боже мой, как же быстро они пролетели. Но я больше не знаю, к кому обратиться. Совсем никого не осталось.

Оксана молчала. В груди поднималась старая боль — обида, которую она давно пыталась забыть. Перед ней сидела та самая женщина, что когда-то лишила её последнего связующего звена с матерью — родного дома. Та, что всё забрала себе под предлогом заботы и близости.

– Ты ведь всегда была сильной, – Ганна подняла покрасневшие глаза. – Даже когда жила в том далёком городке на краю страны… Помнишь, как мама переживала? А ты писала весёлые письма и присылала фотографии…

– Ганна… зачем ты меня позвала? – голос Оксаны звучал спокойно и холодно.

Салфетка в руках Ганны окончательно рассыпалась на влажные клочки. Она глубоко вдохнула — будто собиралась прыгнуть в ледяную воду.

– Мне нужна помощь… Финансовая помощь. Я понимаю, как это звучит после всего между нами… но…

***

Память безжалостно вернула Оксану на два десятилетия назад. Февральские морозы пронизывали до костей. Ночной звонок — соседка сообщила о смерти матери. Любовь ушла тихо во сне, так и не дождавшись младшую дочь.

Оксана помнила каждую деталь того страшного дня: как металась по крохотной комнате в офицерском общежитии; как Богдан пытался достать билеты на самолёт — но ближайший рейс был только через трое суток; как они вдвоём мерзли на автобусной остановке в ожидании единственного рейса через заснеженную тайгу до железнодорожной станции.

– Всё будет хорошо, Оксаночка… Успеем ещё попрощаться… – шептал муж ей на ухо, обнимая крепко.

Но они опоздали. Похороны прошли без неё — всё устроила Ганна по своему усмотрению: быстро и без лишних церемоний.

Оксана приехала лишь на третий день после похорон. В квартире матери царила пустота — всё ценное уже было вывезено сестрой. На столе лежала короткая записка: «Приходи вечером — поговорим».

Но разговора лицом к лицу не случилось: Ганна ответила по телефону и отказалась открывать дверь под предлогом плохого самочувствия.

– Ты ничего не получишь, Оксана, – её голос звучал твёрдо и непреклонно. – Квартира и дача теперь мои — так написано в завещании.

– Какое завещание? Мама бы никогда…

– Мама всё оформила на меня! Я ухаживала за ней все последние годы! А ты где была? Жизнь свою устраивала где-то там! Даже проститься с ней вовремя не смогла!

– Ганна… ты же знаешь — я хотела приехать раньше! Но метель началась… дороги перекрыли…

Всегда находятся оправдания, правда?

Продолжение статьи

Бонжур Гламур