– Я всё объясню при встрече. Прошу тебя. Завтра, в три часа, в кафе на Садовой. Я буду ждать.
Оксана уже собиралась отказаться, но в голосе сестры прозвучало что-то тревожное — то ли мольба, то ли страх — и она не смогла сказать «нет».
Позже за ужином она поделилась с семьёй содержанием звонка. Кристина нахмурилась:
– Мама, зачем тебе это? Она ведь…
– Я помню, что она сделала, – перебила Оксана. – Но она всё же моя сестра.
Богдан молча размешивал чай, погружённый в свои мысли. Максим пожал плечами:
– Сходи, мам. Послушаешь её — тогда и решишь.
***
Кафе на Садовой оказалось почти пустым. Оксана сразу заметила сестру: та сидела в углу, сгорбившись над чашкой кофе. За прошедшие двадцать лет Ганна словно постарела на целую вечность — тусклый взгляд, седые волосы без укладки, поношенная куртка с зашитым локтем.
– Спасибо, что пришла… – попыталась улыбнуться Ганна, но вместо этого получилось лишь болезненное подобие улыбки.
Оксана присела напротив и заказала чай. Повисло неловкое молчание. Наконец Ганна начала говорить — сбивчиво и сумбурно: перескакивала с одной темы на другую.
Мамину квартиру продали пятнадцать лет назад — муж оказался по уши в долгах, грозили отобрать имущество. Потом ушла дача — деньги были нужны на лечение после инфаркта… Но он всё равно начал пить снова. Последние годы не выходит из запоя: скандалы постоянные, вещи из дома выносит и продаёт за копейки.
– А дети? – спросила Оксана тихо. – У тебя же двое…
– Алла с мужем и ребёнком живут вместе с нами… Квартира трёхкомнатная: они заняли две комнаты, а мы с Юрием ютимся в оставшейся маленькой. Говорят — идти некуда, денег на аренду нет совсем… Павлу мы купили квартиру два года назад — однокомнатную в новострое… Теперь Алла обижается: мол, несправедливо! Каждый день ругань…
Ганна закрыла лицо ладонями; плечи её дрожали от беззвучных слёз.
– Я просто мечтаю уйти куда-нибудь… снять комнату… жить одна… чтобы была тишина… Но денег нет совсем… Пенсия мизерная… Юрий всё пропивает… Оксана… я понимаю… я не имею права просить… но может ты сможешь одолжить немного? Я обязательно верну! Клянусь…
Оксана смотрела на неё как на незнакомку. Где та самоуверенная женщина из прошлого? Та самая Ганна, что когда-то уверенно заявляла о своих правах на наследство? Та самая сестра, которая обвиняла её в равнодушии к матери?
Внутри бушевал вихрь чувств: жалость к человеку перед ней; горькое удовлетворение — разве это не та справедливость, о которой говорил Богдан? И старая обида — давняя боль от предательства родной крови.
– Ганна… – произнесла Оксана нарочито официально и холодно. – Двадцать лет назад ты лишила меня всего важного… Не денег – воспоминаний о маме: её вещей, писем и фотографий… Ты даже не позволила мне переступить порог квартиры детства…
– Я была неправа… я понимаю…
– Нет… ты была жестока… А теперь просишь помощи у той самой сестры, которую когда-то вычеркнула из своей жизни…
***
Дома Оксану встретила тишина — дети разъехались по делам. Только Богдан сидел на кухне за ноутбуком и проверял накладные документы.