Звук прозвучал для Екатерины как удар молота — слишком громкий, слишком резкий.
— Катюша, я вот подумала… — мать говорила медленно, словно выискивая нужные слова на дне чашки. — Может, тебе стоит всё-таки рассмотреть вариант… специализированного заведения для Макара?
Смысл сказанного не сразу дошёл до Екатерины. Слова казались чужими и безжизненными, не желая складываться в понятную мысль.
— Какое заведение ты имеешь в виду? — переспросила она, чувствуя, как кусочек запечённой картошки застревает в горле.
— Ну… интернат или детдом… для таких детишек.
После этих слов наступила тишина — плотная и звенящая. Екатерина уловила, как за стеной включили телевизор соседи, где-то во дворе залаяла собака — обычные звуки мира, который только что от неё отвернулся.
— Мам… — её голос был почти неслышным. Она прокашлялась и ощутила жар на щеках. — Мамочка, ты понимаешь вообще, что говоришь? Ты себя слышишь?
Лариса резко вскинула голову. В её взгляде вспыхнул странный лихорадочный блеск. Щёки налились пятнами гнева.
— А что тут такого?! — голос сорвался на визг. — Он же неполноценный! Ты только посмотри на него!
Она вскочила с такой яростью, что стул с грохотом опрокинулся назад. Екатерина осталась сидеть неподвижно, словно окаменевшая. Она уже не видела перед собой стены и не слышала шума упавшей мебели. Сознание тщетно пыталось осознать невозможное: самые страшные слова в её жизни прозвучали не от чужого человека… а от родной матери.
— Родила кого попало и теперь будешь всю жизнь эту ношу тащить! — кричала Лариса ей прямо в лицо сжав кулаки. — Мужики таких с «довеском» стороной обходят! У Марии с работы тоже ничего не вышло: все шарахались от неё из-за больного ребёнка!
Екатерина молчала. Её взгляд застыл в одной точке; внутри всё ломалось с тонким внутренним треском. Холодный ужас поднимался от ступней к горлу волной тошнотворного оцепенения. Это было хуже измены Данило… Гораздо страшнее: ведь это предательство пришло изнутри семьи. Мать, которая должна была быть опорой и защитой, предлагала избавиться от её сына как от ненужной вещи.
Лариса ещё что-то пробормотала себе под нос и со злостью захлопнула за собой дверь так громко, что стекла дрогнули в рамах. Екатерина осталась сидеть в оглушающей тишине; пальцы её рук были холодны как лёд и судорожно сжаты на коленях.
Прошла неделя без разговоров между ними. Но забирать Макара из садика всё равно приходилось Ларисе; после той сцены она вроде бы поутихла и больше тему интерната не поднимала. Наоборот: играла с мальчиком, приносила ему игрушки и рассказывала какие-то истории вслух. Екатерина решила тогда: всё позади… Чтобы закрепить перемирие, она даже привезла продукты для выпечки любимых лимонно-ванильных кексов матери.
***
Утро дня рождения Макара началось солнечными бликами на стенах и сладким ароматом пирога из духовки со вчерашнего вечера. Всё ещё в пижаме, Екатерина забралась к сыну под одеяло; они валялись вместе среди подушек и смеялись над своими «обнимашками-целовашками». Мальчик прижимался к ней своей крепкой левой ручкой так нежно и уверенно… Это прикосновение значило для неё больше любых слов.
— Мамочка! Я тебя люлю! Сильно-сильно! — бормотал он ей прямо в шею своим тёплым носиком.
— И я тебя люблю до самой луны… а потом обратно! — шептала она ему в волосы цвета спелой пшеницы сквозь слёзы счастья.
В садике она оставила угощения воспитателям и уже направлялась к выходу… когда услышала быстрые шаги позади себя.
— Мама!
Обернувшись, увидела Макара: он прибежал запыхавшись и обнял её крепко-крепко за ноги по-взрослому серьёзно.
— Не грусти! — сказал он ей тихо своим ясным голосом с сияющими глазами навстречу солнцу.
Сердце Екатерины болезненно сжалось от любви к нему до боли сладкой тоской. Она присела рядом и покрыла его лицо поцелуями: щёчки, носик, лобик…
— Я совсем не грущу! Сегодня бабушка тебя заберёт вечером… А я привезу самый вкусный торт со свечами!
— Ура-а-а! — закричал Макар радостно и запрыгал на месте; потом помахал ей своей особенной ручкой напоследок перед тем как убежать обратно к детям.
Этот жест – лёгкий взмах ладошкой – стал для неё символом доверия сына… Он хранился у неё внутри весь день как невидимый оберег от всего плохого мира вокруг.
Звонок матери раздался именно тогда… когда Екатерина уже выезжала после работы домой.