Он приблизился к кресту, прикреплённому к оградке, и прочёл:
«Тамара Сергеевна Коваленко. 1989–2023. Спокойной вечности. Любимая дочь, мать, сестра».
Это имя остро задело его память. Он был уверен, что слышал его раньше — возможно, в новостях или в разговорах. Но сейчас это не имело большого значения.
Главное — проявить уважение к покойной. Даже если рядом не оказалось никого, кто плакал бы, молился или прощался, кто-то должен был выполнить эту обязанность.
Он глубоко вдохнул и аккуратно откинул крышку гроба.
И застыл.
Перед ним лежала молодая, привлекательная женщина, словно уснувшая. Её кожа не была бледной или синеватой, характерной для умерших, а имела мягкий розоватый оттенок, будто кровь продолжала циркулировать по венам.
Губы плотно сомкнуты, но с легким румянцем, словно она только что улыбнулась. Веки слегка подрагивали, а на лбу проступала едва заметная морщинка, будто во сне она испытывала какие-то ощущения.
— Боже… — выдохнул Алексей. — Она выглядит… живой.
Он попытался закрыть гроб, но что-то заставило его задержать взгляд на её руках. И именно тогда он заметил это.
Рядом с правой ладонью покоился современный смартфон — тонкий, с тёмным экраном, словно недавно положенный туда.
Алексей нахмурился. Он понимал, что состоятельные люди иногда хоронят родственников с драгоценностями или любимыми вещами. Но смартфон? Это казалось странным. Неуместным. И одновременно тревожным.
Он протянул руку, чтобы убрать телефон. Но в этот момент его пальцы случайно коснулись кожи.
Она была тёплой.
Не холодной. Не мёртвой. Тёплой.
Алексей резко отдернул руку, словно обожжённый. Сердце забилось учащённо. В голове мелькнула мысль: «Это невозможно. Она не может быть… живой.»
Вдруг телефон зазвонил.
Экран вспыхнул ярким светом. На нём появилось лицо маленькой девочки — светлые волосы, большие глаза, испуганный взгляд.
Видеозвонок.
— Мама! Мамочка! — прозвучал звонкий, дрожащий голос. — Где ты? Я проснулась, а тебя нигде нет! Дядя Виталий молчит, а я тревожусь! Ты же обещала сегодня вечером отвести меня в танцевальный кружок!
Алексей похолодел. Он не мог пошевелиться. Не мог вдохнуть воздух. Перед ним на экране была живая душа, раздираемая страхом, а он — могильщик, стоящий у края могилы — казался призраком.
— А вы кто? — неожиданно спросила девочка, прищурившись. — Где моя мама? Почему вы молчите?
Алексей покраснел. Стыд обжёг его лицо. Он не имел права говорить этой девочке правду. Он не был ни врачом, ни следователем, ни родственником. Он был чужим человеком. Однако именно он мог что-то изменить.
Он отключил звонок. Руки дрожали.
В этот момент он вновь взглянул на Тамару Сергеевну.
Её веки задрожали.
Губы зашевелились.
И из глубины её груди, словно из бездонной пропасти, вырвался слабый, но ясный голос:
— Доченька… где ты?.. Я слышу тебя… не плачь, пожалуйста…
Алексей отпрянул. Глаза расширились. В уголках заблестели слёзы. Он не мог поверить своим ушам и глазам. Но это происходило наяву.