-Папка, да что же ты творишь? А как же мама? Тебе ее не жалко? А мы? Как же мы, папка? Какой вообще развод? Зачем он тебе? Ну ошибся ты, оступился, так мама тебя простит! Ты подойди к ней, попроси прощения, и она точно простит! Она же любит тебя, пап! Бросай ты свои вахты, хватит уже. Неужели дома работы нет? И маме спокойнее будет.
Сергей молчал, не глядя на дочь. Только руки, которыми теребил он бумажную салфетку выдавали его волнение.
Лиза, худенькая, светленькая, глазастая, улыбчивая и легкая на подъем, обняла отца, и прижавшись к нему как тогда, в детстве, уткнулась носом в его плечо.
-Папка, ну правда, не глупи! Ну какой развод? Зачем он тебе? Вы с мамой столько лет вместе, столько всего пережили, и вдруг развод? А нужен ли ты своей этой? Ну влюбился ты на старости лет, так это у всех бывает. Даже люди говорят, мол, седина в бороду, бес в ребро.
Сергей, всегда спокойный, уравновешенный, сейчас вдруг взорвался, и отстранив от себя дочь закричал громко, визгливо, на грани истерики.
-Я может и не молодой уже, Лиза, но уж в своих делах пока еще в состоянии разобраться сам. Не говори мне, что делать, и я не скажу, куда тебе идти. Что ты несешь? Какая седина? Какой бес в ребро? Ты о чем вообще? И пр чем тут моя вахта?
-Ну как…Мама сказала, что ты там нашел себе другую, помоложе, поэтому и на развод подаешь.
-Это я— то себе другую нашел? А ты слушай свою мать больше, она еще не то тебе в уши напоет! Давайте, валите все с больной головы на здоровую! У матери твоей у самой рыльце в пушку, а меня виноватым как всегда выставить пытается! Всю жизнь она меня своей ревностью изводила, ко всем подряд ревновала, а оказалось, что все это было для отвода глаз, и мать твоя вовсе не святая! И ты тоже хороша, заступница нашлась! Иди отсюда, миротворец доморощенный!
Лиза, обиженно фыркнув выскочила из кухни, и пролетев мимо брата убежала в беседку. Ты смотри, какой деловой! К нему по человечески, поговорить, объяснить, а он! Это что же получается? Отец ее послал прямым текстом? Ай, да ну их, этих родителей! Пусть сами разбираются, чай, не дети малые!
Пусть сами выясняют, кто кого нашел, и кто к кому уходит, а у нее, Лизы, и своих дел невпроворот. Она все бросила, приехала к ним, думала, что помирит родителей, а тут вообще не пойми что творится! Совсем не понять, кто прав, а кто виноват. Ходят, друг на друга волком глядят, а объяснений от них обоих не дождаться.
А ведь Витька, брат, так сразу и сказал, мол, не лезь к ним, Лиза. Сами разберутся. Ну что толку от того, что мы с ними разговоры разговаривать будем? То ли ты отца не знаешь?
Он сроду в жизни чужих советов не слушал, всегда своей головой жил. Так с чего ты вдруг решила, что сейчас он тебя да меня вдруг послушает? Взрослые они, пусть сами разбираются, а ты не лезь, и меня не втягивай. Мы их дети, а не советчики.
Когда Лиза узнала, что отец на старости лет сдурел настолько, что подал на развод, она тут же бросила все свои дела, и прибежала к Витьке.
-Вить, с родителями беда! Папа на развод подал, мама плачет постоянно, говорит, что он кого-то себе нашёл! Надо ехать.
Витька, хоть и отнекивался, но на уговоры сестры поддался. Не разговоры разговаривать, а просто навестить родителей, проведать, узнать, что там у них происходит.
Родители друг с другом не разговаривали. Отец, что тень, ходил по дому. Молчаливый, угрюмый, на мать он глядел волком. Того и гляди, что испепелит он её своим взглядом.
Мать, вся в слезах, ходила следом за отцом, тоже молчала и заглядывала ему в глаза с такой тоской и безнадегой, что у Лизы аж сердце замирало, до того ей было жалко маму.
Вот что такого у них случилось? Что такого произошло, что папа, их добрый, мягкий отец, который всегда старался уйти от конфликтов и всячески избегал ссор, который всегда, даже если и не был виноват, просил у матери прощения, сейчас просто закусил удила, и с матерью не то, что мириться не хочет, даже разговаривает с ней сквозь зубы.
Виктор, который пытался выяснить у отца причину их с матерью ссоры тоже ничего не узнал. Отец, глянув на него исподлобья сказал, мол, иди к матери, захочет— расскажет.
Не моя это тайна, не мой секрет длинною в жизнь, не мне и рот открывать. Только моей вины нет, так и знай, сын.
Лиза, как та лиса, ещё пару раз подходила с вопросами то к матери, то к отцу, но, так ничего и не добившись, решила спросить совета у брата.
— Что делать будем, Вить? Ведь и правда, разведутся. Ты посмотри на них, братик! Отец сам не свой ходит, уезжать собрался, мама страдает, а мы что, так и будем делать вид, что всё хорошо?
-Лизка, а может не будем вмешиваться? Ну не малые они дети, сами разберутся. Как бы мы с тобой только хуже не сделали. Сама видишь, не хотят они с нами откровенничать, так может и не стоит выяснять? Кто бы знал, что у них произошло. ..
Утром Лиза проснулась от шума на кухне. Мама плакала, а папа что— то сердито ей выговаривал. Лиза тихонько встала, дошла до двери, чуть приоткрыла ее, и услышав слова отца, чуть не вскрикнула.
-А я еще раз тебе повторяю, что этого предателя я не пойду провожать даже в последний путь! И без меня проводят. Ты вот сходишь, поплачешь напоследок над любимым, проводишь, а мне там делать нечего. Видеть его не хочу! Нет у меня больше друга. И жены нет. Всю жизнь, Люда, всю жизнь он, мой друг, которому я доверял больше, чем себе, крутил шашни с тобой, моей женой!
-Серёжа, но ведь так нельзя! Давай поговорим об этом не сейчас. Потом, когда уедут дети, когда пройдут похороны, да в конце концов тогда, когда ты успокоишься, Сережа! Ивана больше нет, и это будет просто не красиво, если ты не придешь на похороны к лучшему другу. Пойдут пересуды, сплетни. Как потом людям в глаза смотреть? Стыдоба— то какая! И не кричи пожалуйста, дети услышат!
-Да что ты говоришь, Людочка? Стыдоба? А не стыдно тебе было всю жизнь изводить меня ревностью, и за моей же спиной, с моим лучшим другом мне рога навешивать?. Это ты мне сейчас говоришь о том, что красиво, а что нет? А что же ты раньше не думала о том, как людям в глаза смотреть будешь? Не думала о том, что поступаешь ты подло? С Валькой такими подругами вы были, что ты! Не разлей вода, а мужем её и не побрезговала! Что-то не боялась ты ни пересудов, ни сплетен, а сейчас что же? Что ты раньше детей не стыдилась? Не боялась, что услышат они? Пусть знают дети, что мать у них— ша….ва! А может и дети не мои, а Ванькины, а, Людка? Что молчишь?
Люда, машинально глянув в сторону комнаты, где стояла дочь, зажала рот рукой, и в слезах выскочила из дома. В голове билась только одна мысль: Лиза все слышала. Что же теперь будет?
Сергей устало сел на стул и зажал голову руками. Что же он наделал? Ведь не хотел он детей посвящать в эту грязь, а сам не сдержался, не смог молчать. Ай, да что теперь!
Один шут шила в мешке не утаить, и дети рано или поздно всё равно всё узнают. Уж лучше так, чем от чужих людей. А то Люда и так уже на него все стрелки перевела. Вишь что детям наплела! Мол, она и не виноватая вовсе, и я не я, и лошадь не моя, отец другую нашёл, раз уходить собрался!
Лиза тихонько подошла к отцу, обняла его, и погладила по голове, как маленького ребёнка.
— Помер сегодня Иван, дочка.
— Я слышала, папа. Соболезную. А про маму— ты точно уверен, пап? Сергей, не в силах сказать ни слова только кивнул головой.
— Откуда узнал?
— Моим ушам свидетелей не надо, Лиза.
Словно дамбу какую прорвало, полились слова, сумбурные, бессвязные. Перескакивал Сергей с одного места на другое, потом замолкал, собирался с мыслями, и продолжал, продолжал говорить, а Лиза слушала его молча, не перебивая. Пусть выговорится отец, может легче станет?
***
С Иваном они дружили с детства. Вместе учились в школе, вместе ушли в армию. Только Сергей после службы торопился домой, где ждала его невеста Людочка, а Иван, влюбившись, женился, и осел в том городе, где служил. Правда быстро нажился, и уже через год вернулся в родной город свободным мужчиной.
Сергей в то время уже женился на своей Людочке, и был вполне себе счастлив в браке. Семейная жизнь радовала. Люда была хорошей хозяйкой и любящей женой, да и Сергей был отличным мужем.
-Я ведь еще тогда заметил, что Ваня на Люду как— то не так глядит, дочь. Да и она от его взглядов краснела, смущалась. Только значения не придал этим взглядам, и Ваньке в шутку сказал, мол, глаза— то от жены моей убери. И Ванька отшутился, мол, что ты, Серёга, жена друга для меня— табу.
Ванька вскоре тоже женился, и стали мы семьями дружить. Ты у нас родилась, и мать твоя словно взбесилась со своей ревностью.
И ведь раньше сроду не ревновала, а тут поди ж ты! И к кому ревновала— то! К тете Вале! То не так я поздоровался с ней, то не так глянул, то взгляд задержал дольше, чем надо.
Я ведь поначалу все в шутку принимал, думал, что это так, несерьезно. Ревнует— значит любит. А дальше— больше. К кому только не ревновала меня мать твоя, каких только грехов да романов она мне не приписывала!
Из-за каждой мелочи скандалы мне устраивала! А я ведь любил маму твою, Лиза. Нет на мне греха. Сроду повода для ревности не давал. Только и не нужен ей был повод. Это я сейчас дважды два сложил, да многое понял, а тогда и невдомек мне было, что она так свои грешки скрывает, придирается ко мне, ищет причину для разборок да ревностью своей меня изматывает. И ведь чем старше становилась, тем сильнее ревновала меня.
Я когда по вахтам ездить стал, думал, что совсем она меня съест своей ревностью. Хотел уже бросить эти вахты, да мать твоя опять ерепениться начала, мол, давай, бросай хорошую работу, беги ко мне под юбку. Или что, мол, правда есть там у тебя кто, раз домой бежишь?
Так и продолжил ездить. Всю жизнь по вахтам. Думал уж завязывать, так теперь нет, поеду.
И уйти я от нее хотел, да Витей она забеременела. А потом уж и уходить— куда идти, когда вас двое, кормить вас надо было.
Я ведь думал, что хоть на старости лет успокоится она, да куда там! Совсем с катушек съехала со своей ревностью. Так всю жизнь я для нее и был без вины виноватый. А оно вон как оказалось!
— Пап, так может и не было ничего? Может и правда показалось тебе? Вы ведь столько лет вместе.
— Ох, Лиза, твои бы слова, да Богу в уши. Ванька ведь до последнего держался, в больницу не шёл, думал, что ерунда всё, само пройдёт. А не прошло. Быстро его болячка съела. Уехал в больницу на своих ногах, а вскорости домой его отправили, доживать. Мы уж и его, и Валентину поддерживали. А тут совсем плохой стал Ваня. Валя позвонила, мол, зовёт вас Иван, попрощаться хочет.
Ну приехали мы к ним, зашли. Мать твоя Ивана как увидала, худого, изможденного, так в слезах зашлась, ревёт, слова сказать не может. А Валя меня за руку тянет, мол, пойдём, помоги мне. Я ни к чему, воды ей помог в баню набрать, тяпки наточил, то да се.
И ведь мне опять невдомёк, что это Валентина меня всё от Ивана отводит, то одно помочь просит, то другое. А Люда в спальне, разговаривает с Иваном. Я Вале говорю, мол, дай с другом попрощаюсь, вдруг что. А она знай себе, не пускает меня. Я рассердился, говорю ей, мол, сдурела ты что-ли, Валь? То ли время сейчас по дому хлопотать? Отодвинул её, да в дом пошёл. А там… Уж лучше бы послушал я Валю— то. На старости лет лучше в неведении жить, чем узнать, что всю жизнь в дураках ходил.
***
Люда, прижавшись к Ивану не скрывала слез. Не думала она ни о том, что в любой момент может зайти Валя, жена Ивана, или Серёжа, её муж. Плакала она так горько, что аж душа выворачивалась наизнанку. Так, словно потеряла самого близкого, дорогого человека.
— Ваня, да что же ты такое удумал? Куда собрался? Как же я тут без тебя останусь? Я же без тебя жить не смогу, Ванечка! Только тебя всю жизнь и любила! Зря не послушала тебя, зря отказалась с тобой уехать!
— Тихо, Людочка, тихо. Что уж теперь. Ни с кем мне так хорошо не было, как с тобой. Как увидел тебя тогда, так и пропал. Не сдержался, на жену друга позарился, влюбился. Всю жизнь в обмане, всю жизнь как попало. И себе, и тебе, и Вале жизнь испортил. И Серёгу обманывал… Признаться хочу, повиниться перед смертью.
Дальше Серёжа слушать не смог. Тихо вышел, присел на лавочке у дома, и замер, уставившись в одну точку. Валя молча вышла следом за ним.
— Правильно сделал, что промолчал, Серёжа. Ни к чему сейчас скандалы. Сколько там ему осталось? Дай им попрощаться, как следует. Всю жизнь они сами у себя украли. И у нас с тобой тоже.
— И давно ты знаешь, Валя?
— Давно, Серёжа. Он ведь сколько раз клялся, что всё, больше ни-ни. А потом опять. Любил он её, и она его любила. Ты на вахту, он к ней. Так и жили. Он уйти хотел, да Люда побоялась. Дети у вас, ради них с тобой жила.
— А ты, Валя? Почему же молчала, если знала? Почему ни слова, ни пол слова мне никогда не сказала? Неужели нравилось тебе всю жизнь вот так, в обмане жить? Себя в грязи измазала, а этих покрывала?
— А потому и молчала, Серёжа, что любила. Мне без него и жизни нет. Вот уйдёт он сейчас, а как же я буду, Серёжа? Как я без него?
Завыла Валя, по бабьи, горько, безутешно. И о себе плакала, и о Ване, и о том, что все так глупо вышло. Вроде и жизнь прошла, а ведь и не было ее, жизни этой. Ни у нее, Вали, что мужа с другой делила, ни у той другой, что украдкой жила. И у Вани жизни не было, и Сережа не жил— маялся.
Лиза, выслушав отца, заглянула ему в глаза. Что говорят в таких ситуациях? Какие слова найти, чтобы услышал он, чтобы понял?
-Пап, да прекрати ты, не выдумывай то, чего не было! Ты услышал обрывок фразы умирающего человека, и тут же надумал себе неизвестно что! Ты же знаешь, что дядя Ваня болел. Да и тем более, мало ли что может сказать человек в предсмертной агонии? Может мама просто поддержала так дядю Ваню? Глупо разводиться только потому, что ты где— то что услышал, остальное додумал, и сам себе решил. А может быть тебе все показалось, папа?
И Сергей, глядя на дочь, покачал головой, мол, если бы показалось, дочь. -Все правда, дочь. Больная, обидная, но правда. И как теперь с этой правдой жить, ума не приложу. Уеду на вахту, там и останусь. На послезавтра у меня билет, я договорился, чтобы пораньше приехать. Пусть мать ваша живет, как знает. Не смогу ее простить. Не смогу делать вид, что все хорошо. Не смогу, дочь.
— А как же мы, папа?
— А что вы? Взрослые уже, самостоятельные. Мои вы, Лиза, что бы там ни было.
Молчал отец. Молчала дочь. А что тут скажешь? Бессильны здесь слова. Бессильны тут уговоры. Только время рассудит, только оно покажет, что будет дальше.
Слово свое Сергей сдержал. Уехал, оставив Люду один на один с ее обманом. Не простил.
Только к Ивану зашел проститься, проводить в последний путь. Хоть и предатель, а всю жизнь рядом, другом был. Хотелось глянуть на него, чтобы понять, как быть дальше. Хотелось найти ответ на свои вопросы.
Не нашёл он ответа. Кто же теперь подскажет, как дальше жить? Нет Ивана, а он, Сергей, есть. И правда есть. Уже ненужная, больная и горькая. А семьи нет. Есть только женщина, его предавшая, что звалась всю жизнь женой. И обман есть. Обман, длиною в жизнь.
Язва Алтайская.
