Иван ощутил, как внутри что-то оборвалось — словно лопнула туго натянутая струна. На этом пути к успеху он где-то утратил главное: осознание, ради чего всё начиналось.
На следующее утро он снова появился в кафе. Ганна и Назар уже почти не скрывали своих махинаций, в открытую манипулируя кассой. А Борис тем временем вновь оплатил обед той же женщине с детьми — просто положил купюры рядом с её тарелкой.
— Прекрасно, — прошипела Ганна с ехидцей. — Ещё пара сотен в нашу «недостачу».
Терпение Ивана иссякло. Он вышел на улицу и совершил короткий, но решающий звонок. В его голове уже выстроился чёткий и жёсткий план.
Утром следующего дня кафе открылось как обычно: звенели тарелки, витал аромат свежего кофе и поджаренных тостов, звучал смех гостей. Но на этот раз Иван вошёл не в привычной куртке, а в строгом тёмно-синем костюме безупречного покроя. Его сопровождала Мария — управляющая заведением. Когда над дверью прозвенел колокольчик, разговоры начали стихать до полной тишины. Ганна застыла с кофейником в руке, Назар побледнел до мелового оттенка лица, а Мария едва слышно прошептала:
— Иван…
— Доброе утро, — произнёс он спокойно и уверенно. — Последние дни я работал здесь инкогнито. Хотел лично увидеть, чем живёт моё детище. И узнал гораздо больше, чем ожидал.
В кабинете управляющей Иван передал Марии пухлую папку: распечатки с камер видеонаблюдения, подробные отчёты и несколько анонимных записок от клиентов с благодарностями Борису. Вернувшись в зал, он говорил уже без малейших колебаний:
— Назар, Ганна… Вы систематически присваивали деньги из кассы, фальсифицировали отчётность и пытались свалить ответственность на невиновного человека.
— Подождите… это какая-то ошибка… — попыталась возразить Ганна.
Но Иван резко оборвал её:
— Никакой ошибки нет. Я сам всё видел. Вы разрушали то доверие и честный труд, на которых строилось это место годами.
Мария собрала волю в кулак и выступила вперёд:
— Вы оба уволены немедленно. Без компенсаций.
Они молча вышли из зала под взглядами присутствующих; никто не осмелился их остановить или поддержать словом.
Борис стоял у мойки с влажной тряпкой в руках; его лицо выражало растерянность и тревогу.
— Иван… я ничего не взял… клянусь…
— Я знаю это, Борис… — тихо ответил Иван. — Всё знаю.
— Тогда зачем вы пришли?
— Чтобы сказать вам спасибо – при всех.
Он повернулся к залу; его голос прозвучал твёрдо и проникновенно:
— Все должны знать этого человека по-настоящему. Семь лет он приходит сюда раньше всех и уходит позже всех остальных. Семь лет он не только моет посуду – он чинит поломки своими руками, помогает тем, кто оказался в беде… прощает тех, кто его обижает… И делает всё это даже тогда, когда сам остаётся без копейки за душой.
В зале повисла гнетущая тишина; некоторые опустили глаза от стыда.
— Он потерял самого дорогого человека… Живёт один в старом прицепе на окраине города… Но продолжает работать с улыбкой – чтобы дочь далеко от него не тревожилась за отца… Вот что значит настоящая честь… вот что такое достоинство…
Борис хотел что-то сказать вслух – но голос дрогнул и сорвался прежде чем прозвучали слова.
Иван мягко остановил его:
— Не нужно говорить ничего…
Он сделал паузу и добавил:
— С сегодняшнего дня вы больше не будете мыть посуду здесь…
Все замерли от неожиданности; взгляды метнулись по залу в немом удивлении…