…не хватало храбрости встретиться с тобой взглядом, когда между нами что-то менялось… когда мы стали жить, как постояльцы под одной крышей. Ты всё время возился с починкой чего-то в доме, я — тянула на себе повседневность, а про душу… будто забыла.
Я усмехнулась сквозь слёзы. — «Вот у Ярослава на даче новая баня…» — Эти разговоры всегда служили нам заменой настоящему.
Дмитрий вдруг поднялся, словно школьник, которого вот-вот отругают, но он всё равно встаёт, пряча слёзы в карман:
— Мария… ты сильная. Я это всегда знал. Сильнее меня. Я не умел попросить прощения. По-настоящему…
И тут меня прорвало. Я поднялась и подошла к окну. Смотрела на своё отражение в стекле, на улицу, где весело пробегал чей-то мопс, на облака вдали.
— Мне не сорок пять и не двадцать, Дмитрий… Но сейчас я ощущаю себя живой. Потому что — честно. Да, больно. Но эта боль настоящая. В ней и наша любовь, и ошибки, и всё прожитое…
Он снова сел на место и тяжело выдохнул. Казалось даже: старый стол заскрипел вместе с ним.
— Понимаю… если нужно будет — уйду, — прошептал он. — Только скажи мне прямо: чего ты хочешь?
А я сама толком не знала.
Тридцать лет общего быта: уставшие вечера, командировочные колбасы, слёзы над картошкой… А теперь — возможность выбирать самой. С горечью внутри и тоской в сердце… но выбирать.
— Пока не знаю точно, Дмитрий… — тихо произнесла я. — Мне нужно осознать: как дальше жить по-настоящему… Привыкнуть к себе такой вот новой.
Он лишь кивнул.
И несколько долгих минут в комнате царила тишина: только негромкое тиканье часов да мягкий стук дождевых капель по стеклу нарушали её.
Так всё рушится… а вместе с тем начинается заново.
Поздним вечером я долго сидела одна на кухне. За окном город постепенно погружался в сон; огоньки окон то гасли один за другим, то вспыхивали вновь; кто-то из соседей включил старую мелодию на патефоне… Всё выглядело привычным до боли — будто ничего не произошло вовсе. Моя чашка с недопитым чаем стояла рядом со старенькой белой салфеткой с вышитыми странными цветочками — подарок от мамы; тогда ей было почти столько же лет, сколько сейчас мне…
Я вспоминала нас: двадцать лет назад… десять… Как он возвращался с рынка с охапкой хризантем и нелепо улыбался сквозь усы; как я ворчала из-за забытой сметаны и тут же прощала его — потому что иначе просто нельзя было жить вместе.
Когда-то дом казался наполненным смыслом: каждый угол дышал воспоминаниями — здесь сын делал уроки за столом; там я пекла яблочный пирог вместе с подругой; а Дмитрий возился по вечерам со старым радиоприёмником в своей мастерской за шкафом…
А теперь здесь пусто. Не как после утраты кого-то близкого… а словно между двумя главами одной книги: переворачиваешь страницу и не знаешь точно — следующая история ещё о тебе или уже о ком-то другом?
И странное дело: почти не плакала вовсе. Не было ни злости внутри… только усталость да лёгкое чувство бережной хрупкости к самой себе.
Позвонила Оксана.
— Ну что там у тебя? Жива? — голос строгий по тону, но знакомая игривость звучала где-то между строками.
— Да вот жива вроде бы… Оксаночка… Всё цело пока что. Даже сама я вроде бы ещё здесь…
— Он дома?
— В зале сидит молча. Ни капли спиртного… ни одной слезы…
— Мудро поступает…
Если бы мы были рядом сейчас – наверняка переглянулись бы без слов: мы ведь умеем понимать друг друга даже молчанием.