Холодный октябрьский ветер метал в лицо острые капли дождя. Ольга провожала взглядом удаляющийся поезд, и внутри неё всё сжималось от раздражения. Опоздала.
Впервые за пятнадцать лет регулярных поездок домой – опоздала.
«Как будто в дурном сне», – подумала она, автоматически заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. На платформе царила пустота и холодок, лишь жёлтые фонари отражались в лужах, образуя причудливые световые дорожки.
– Следующий поезд только утром, – безразлично сообщила кассирша, не поднимая глаз от кроссворда. – Может, автобусом поедете?
«Автобусом… – Ольга скривилась. – Три часа тряски по разбитой дороге? Нет уж».
Телефон в сумке зазвонил – мама. Ольга задержала взгляд на экране, но отвечать не стала. Зачем её тревожить? Лучше просто вернуться домой, благо ключи всегда при себе.
Такси мчалось по пустынным улицам, и город за окном казался декорацией – нереальным, плоским. Водитель что-то ворчал о погоде и пробках, но Ольга не слушала. Внутри нарастало странное предчувствие – тревога или волнение.
Старый дом встретил её тёмными окнами. Поднимаясь по лестнице, она вдыхала знакомые с детства запахи: жареной картошки с третьего этажа, стирального порошка, старого дерева. Но сегодня в этой привычной гармонии звучала какая-то фальшивая нота.
Ключ повернулся в замке неожиданно туго, как будто дверь сопротивлялась. В прихожей было темно и тихо – родители, по всей видимости, уже спали. Ольга на цыпочках прошла в свою комнату, стараясь не создавать шума.
Включив настольную лампу, она осмотрелась. Всё как обычно: книжные полки, старенький письменный стол, плюшевый медвежонок на кровати – реликвия детства, с которой мама так и не рассталась. Но что-то было не так. Что-то неуловимо изменилось.
Возможно, дело было в тишине? Не в привычной ночной тишине, а в иной – густой, вязкой, напоминающей предгрозовое марево. Казалось, дом затаил дыхание, ожидая чего-то.
Ольга достала из сумки ноутбук – работа никто не отменял. Но, дотянувшись до розетки за столом, случайно задела какую-то коробку. Та скатилась с полки, рассыпав содержимое на пол.
Письма. Десятки пожелтевших конвертов с выцветшими марками.
И фотография – старая, с загнутыми уголками. Молодая мама – совсем девочка! – улыбается, прижавшись к плечу незнакомого мужчины.
Первая слеза упала на фотографию раньше, чем Ольга поняла, что плачет.
Дрожащими пальцами она раскрыла первое письмо. Почерк – крупный, уверенный, совершенно незнакомый.
«Дорогая Тамара! Знаю, что не имею права писать, но молчать больше не могу. Каждый день думаю о тебе, о нашей… Прости, даже писать страшно – о нашей дочери. Как она? Похожа на тебя? Простишь ли ты меня когда-нибудь за то, что уехал?»
Сердце забилось бешено. Ольга схватила следующее письмо, затем ещё одно. Даты – 1988, 1990, 1993… Вся её детская жизнь и всё её прошлое были отражены в этих письмах чужим почерком.
«…видел её издалека возле школы. Такая серьёзная, с портфелем больше неё самой. Я не осмелился подойти…»
«…пятнадцать лет. Представляю, какой красавицей она выросла. Тамара, возможно, пришло время?..»
В горле застрял комок. Ольга механически включила настольную лампу, и жёлтый свет выхватил из тьмы старое фото. Теперь она внимательно всматривалась в лицо незнакомца с жадным интересом. Высокий лоб, умные глаза, слегка насмешливая улыбка… Господи, у неё же его нос! И этот характерный наклон головы…
– Ольгочка? – тихий голос матери заставил её вздрогнуть.