— Позвони своей Машевской Светлане! Пусть приедет — будет убирать за мной, раз ты сама не умеешь справляться.
Эти слова, произнесённые резко и с ядовитой насмешкой, словно острый хлыст прорезали тишину гостиной. Все, кто находился в комнате, застыло в оцепенении. Даже Игорь, держащий ложку над чашкой с горячим чаем, замер. Пар, поднимающийся от напитка, внезапно показался лишним, почти неуместным в этой напряжённой паузе.
Ольга не закричала и не расплакалась. Она просто выпрямилась, словно натянутая струна, и спокойно ответила:
— Хорошо. Я позвоню.
Знакома ли вам такая боль? Та, которая не уходит слезами, не заглушается ни шоколадом, ни тёплым пледом. Она остаётся внутри — сжимает грудь, щемит в горле, звенит в костях. И каждую ночь повторяет одно и то же: «Ты — никто». С этим шёпотом Ольга жила уже два года, с тех пор как вышла замуж за Игоря.
Он был добросердечным. Заботливым. Но слабым. А его мать…
Ах, его мать.
Тамара Сергеевна.
Женщина с взглядом, способным расплавить металл, а слова которой разрушали самооценку до основания. Её сын, её любимый Игорёк, женился на Ольге — простой девушке из глубинки, чьи руки знали землю, а голова хранила старинные бабушкины рецепты вместо университетских знаний.
Как же Тамара Сергеевна ненавидела эту простоту. От каждого акцента, каждой интонации Ольги её передёргивало. Раздражали её мягкий смех, опущенные глаза, искренние слова благодарности — всё в ней вызывало у свекрови желание унизить или унизиться.
— Простота хуже воровства, — любила твердить она соседям. — А у моей невестки её столько, что можно в полицию заявление писать.
Каждый удобный повод Тамара Сергеевна использовала для очередного укола:
— Опять с той же сумкой? Мы здесь не на рынке, дорогая.
— Не умеешь держать бокал? Ничего удивительного — в Машевке, наверное, пили из банок?
— Это ты готовила? Ну… еда съедобная. Хотя взгляни, как подано — Игорь даже ложку отодвинул. Правда, сынок?
Игорь молчал. Как всегда. А Ольга, сидя за столом, сжимала кулаки и делала вид, что всё равно. Но разве можно перестать ощущать, когда тебя медленно режут — без ножа, но точно в сердце?
В тот вечер Ольга надела своё лучшее платье — строгого, серого цвета, с кружевным воротничком. В нём она чувствовала себя особенно женственной. Перед зеркалом аккуратно уложила волосы, слегка подкрасила губы. Игорь взял её за руку и, заглянув в глаза, сказал:
— Всё будет хорошо. Я с тобой.
Но он не подозревал, что уже долгое время ничего не было хорошо. Не потому, что Ольга была из Машевки.