– Андрей! – воскликнула Тамара Сергеевна, бросаясь в объятия сына.
Перед ней стоял он — живой, хоть и измождённый, с покрасневшими глазами и слабым запахом алкоголя. Но живой. Она стремилась обнять его, прижать к себе, рассказать, как скучала, как ежедневно молилась за него. Однако сын отстранился, прикрыв дверь.
– Как ты меня отыскала?
Его голос звучал хрипло, утомлённо, и в нём не было ни радости, ни теплоты. Лишь вопрос – холодный, отстранённый.
– Сынок… — прошептала она, но Алексей уже поворачивал её к лестнице.
– Прости, мам. В квартиру впустить не могу. Живу у женщины, она не приемлет тех, кто… был в местах лишения свободы. Денег у меня нет, чтобы помочь тебе с пристанищем. Тебе самой придётся решать свои проблемы.
Тамара Сергеевна, сжимая зубы от боли и унижения, всё же попыталась произнести несколько слов о деньгах, связанных с домом. Ведь это был её дом — тот самый, где она воспитывала сына, где в углах до сих пор лежали детские игрушки Андрея, где на кухне сохранилась его первая надпись на стене: «Мама — лучшая!» Но не успела женщина договорить, как дверь перед её носом с громким хлопком захлопнулась — железная, холодная, бездушная. Щелчок замка прозвучал словно выстрел — прямо в сердце.
Больше она не проливала слёз. Они закончились, оставив лишь тяжесть в груди и пустоту в глазах. Она опустила голову и медленно спустилась по ступеням, словно ноги не могли решить — куда теперь направиться? Где обрести приют в старости? Ольга была права — ещё год назад предсказывая беду: «Он не сын тебе, а негодяй. Никогда я таких не прощу». Вспомнив эти слова, Тамара Сергеевна невольно вздрогнула. Ей придётся вернуться к подруге, выслушать горькие напоминания, извиняться… но иначе — остаться на улице. По крайней мере временно переждать, пока что-то придумает.
Однако судьба распорядилась иначе. Когда Тамара Сергеевна добралась до деревни, её ожидала новая весть — Ольгу уже полгода как похоронили. В доме теперь жили чужие люди — внуки покойной, почти незнакомые. Тамара Сергеевна осталась на улице под противным осенним моросящим дождём, который лип к коже и не давал даже возможности согреться воспоминаниями. Оцепеневшая, она направилась к автобусной остановке — хоть там можно было укрыться от непогоды и хотя бы немного обдумать, как дальше жить.
Именно тогда, среди мокрого асфальта и вечного хмурого неба, её догнал свет фар. Из окна автомобиля высунулся знакомый мужчина — новый владелец дома, тот самый мрачный человек, который однажды протянул бумажку с адресом. Его лицо выражало искреннее сочувствие:
– Садитесь скорее, вы вся промокли!
Тамара Сергеевна сначала растерянно отказывалась, потом расплакалась — идти действительно было некуда, а участие постороннего стало последней ниточкой, за которую она цеплялась. Стояла под дождём, колебалась, пока мужчина не вышел сам и не помог ей забраться в машину, почти силой усадив на пассажирское сиденье.
По пути они заговорили. Михаил, так представился водитель, оказался мягким и внимательным человеком. Он внимательно слушал её рассказ, не перебивая, лишь изредка задавая короткие вопросы. Тамара Сергеевна поведала ему обо всём — о жизни, о заключении, о сыне, о потерях. Встречу с Андреем она опустила — слишком велико было чувство стыда. Как можно открыто рассказать чужому человеку, что собственный ребёнок отверг её, не простил?
Михаил неожиданно предложил ей остаться у него, хотя бы на время. Так Тамара Сергеевна вернулась в свой родной дом — теперь уже дом Михаила. А вскоре и вовсе решила остаться навсегда.
Он трудился ежедневно — управлял лесопилкой, развивал бизнес, строил планы. А она заботилась о доме: варила супы, стирала бельё, убиралась, радовалась современной технике, облегчающей быт. Михаил был молод, но после тяжёлого развода не спешил создавать новую семью. А Тамара Сергеевна стала для него тем, чего он никогда не знал — матерью.