Когда Ольга вернулась в родной Каменец-Подольский, на ней висел поношенный сарафан, волосы были аккуратно заплетены в тугую косу, а лицо казалось измождённым и бледным — было заметно, что вынашивание ребёнка давалось ей с большим усилием. Ей едва исполнилось двадцать три, но в её глазах уже отражалась печаль женщины, пережившей слишком много испытаний.
— Смотри-ка, опять приехала, — перешёптывались соседки у колодца. — И живот-то какой… да ещё одна появилась. Без мужа.
— Не стыдно ей? Улетела в Киев за свободой, а вернулась с тройней!
Ольга молчала. Она шла с высоко поднятой головой, не реагируя на колкие слова. Внутри всё бурлило — не от злости, а от боли. Но не телесной, а душевной. Она понимала, что жители деревни никогда не простят женщине ни малейшей ошибки.
А, по их мнению, она ошиблась.
Два года назад она покинула Каменец-Подольский — чтобы поступить в колледж, однако спустя год бросила учёбу. Влюбилась. Мощная, всепоглощающая страсть. Он был военным, старше её на десять лет. Обещал жениться, увезти её за границу. Ольга поверила. А вскоре осталась одна. Узнала о беременности, когда он уже исчез, словно призрак. Родители не простили её. Мать скончалась от сердечного приступа через месяц, отец замкнулся и отвернулся. Вот она и вернулась туда, где хотя бы кто-то помнил её — пусть и с осуждением.
Беременность была тяжёлой, роды — на грани жизни и смерти. Тройняшки: две девочки и мальчик. Маленькие, слабые. Их выхаживали в районной больнице почти месяц. Ольга всё время находилась рядом, трудясь санитаркой, чтобы быть ближе к детям.
Когда она наконец привезла малышей домой, у калитки уже собрались соседки, готовые продолжить свои насмешки. Но тут из-за угла выехал чёрный внедорожник. Из него вышли двое мужчин в военной форме. Один из них — высокий, широкоплечий, с орденами на груди — подошёл к Ольге, взял у неё ребёнка и произнёс:
— Сестра, позволь помочь.
Ольга кивнула, сдерживая слёзы. Это был её брат, о котором в деревне никто не знал — приёмный, но самый близкий человек. Он служил в спецназе и, узнав о её беде, приехал с товарищем, чтобы забрать её и детей в Киев. Забрать навсегда.
— Мы всё устроим для них, — добавил второй мужчина, беря на руки второго младенца. — Пусть дети растут в любви и заботе.
Соседи замолчали. Женщины, ещё недавно полные ехидства, теперь смотрели с растерянностью и стыдом. Особенно Нина Алексеевна, которая первой пустила слух, будто Ольга «понагулялась». Она опустила глаза, словно пойманная на лжи школьница.
Ольга прошла мимо молчаливой толпы с прямой спиной, но с иным выражением лица. Она не мстила — ей не до этого было. В её душе теперь осталось место лишь для любви — к детям и тем немногим, кто остался рядом.
И больше никто в деревне её не видел.
Ольга переехала в Киев к брату. Он снял ей небольшую, но уютную квартиру в зелёном районе, рядом с парком и детской поликлиникой. Сам он часто бывал в разъездах — служба в спецназе не позволяла усидеть на месте — но всегда находил время заехать, привезти продукты, лекарства или просто обнять сестру.
Детям в городе жилось хорошо. Они росли крепкими и весёлыми, словно ощущали, что теперь их окружает тепло и забота. Мальчика нарекли Андреем, девочек — Катей и Ириной. Маленькая семья жила скромно, но счастливо: Ольга подрабатывала швеёй на дому, шила одежду на заказ. Соседи в доме полюбили её за доброту, приветливость и ту нежность, с которой она заботилась о детях.
Иногда, по вечерам, когда малыши засыпали, Ольга выходила на балкон, смотрела на светящиеся огни большого города и вспоминала Каменец-Подольский. Вспоминала косые взгляды, шёпот за спиной, злорадство. Сжимала губы. Боль не исчезала полностью — она скрывалась глубоко внутри. Но теперь Ольга научилась с ней справляться.
Прошло несколько лет. Однажды, уже осенью, когда листья шуршали под ногами, в дверь её квартиры постучали.
На пороге стояла женщина — сгорбленная, в поношенной куртке, с сумкой в руках.
— Олюша… — прошептала она еле слышно.