«Прости меня и отпусти» — с холодной решимостью заявил Александр, покидая Кристину ради другой женщины

Настало время расплаты, и такой ли цена окажется справедливой?

[ПЕРЕКРЫТИЕ_ПЕРЕД: ак же легко принимала назад, будто играя в какую-то изощрённую, жестокую игру.]

Как-то раз их взгляды пересеклись в подъезде. Без слов. С ожесточением. Казалось, между ними проскочила искра ненависти, настолько ощутимая, что воздух будто треснул. В тот момент в Кристине что-то оборвалось. Навсегда и безвозвратно. Вместо опустошения внутри неё зародилась холодная решимость — твёрдая и неумолимая.

«Она смеет так на меня смотреть? — внутри бушевал ураган мыслей. — Вся сияющая от счастья, с этими дерзкими живыми глазами! А я? Нет уж. С меня хватит.»

В субботу рано утром, когда двор ещё дремал под серым небом, Кристина вышла из квартиры. Это была не просто прогулка — она шла с целью. Сквозь сонный город, вдоль обнажившейся осенней реки, направлялась она к цыганскому поселению за железнодорожной насыпью — тому самому, что пряталось примерно в полутора километрах отсюда. Пожилая соседка на балконе застыла с прищепкой в руке и тревожно провожала её взглядом: подумала ли она тогда, что бедняжка решила свести счёты с жизнью?

В том посёлке витал запах дыма, конины и чего-то чуждого местным улицам. У первого попавшегося мужчины — коренастого цыгана с тяжёлым взглядом — Кристина заговорила сбивчиво:

— Мне… нужна женщина… Ярина… Вы не подскажете?

К её удивлению он лишь молча махнул рукой куда-то дальше по тропинке между домами. Имя было знакомо.

Минуло полгода. Осень сменилась лютой снежной зимой, а затем пришла ранняя весна с сыростью и ветром.

В их подъезде произошло два события. Первое было трагическим: Александр внезапно умер. Медики назвали причину — аневризма мозга и кровоизлияние. «Здоровый ведь был мужик! Что за нелепость…» — качали головами соседи. «Да нервы это всё! Его ж мотало туда-сюда без конца… Даже самый крепкий бы не выдержал», — рассуждали другие.

Вторая новость вызвала недоумение: Ганна ослепла полностью и без надежды на восстановление зрения. Теперь она передвигалась с белой тростью и жила на инвалидное пособие. Её некогда яркие глаза потускнели и стали стеклянными, ничего не отражающими. «Будет теперь знать, как глазки строить чужим мужьям», — ехидничали во дворе.

А одна-единственная женщина — та самая надёжная подруга — сидела у Кристины на кухне за чашкой чая и смотрела пристально, словно знала больше остальных. Кристина преобразилась: помолодела лет на десять, глаза снова светились внутренним огнём, щёки налились румянцем; волосы она отрастила и выкрасила в ярко-белый цвет, подчёркивающий её обновлённую ледяную красоту. В доме появился новый мужчина – спокойный вдовец с добрыми глазами и внимательным голосом. Всё постепенно входило в русло.

— Молодец ты всё-таки, Мася… правильно поступила! Таких гадов только так можно проучить… Цыганским проклятьем! – произнесла подруга шёпотом.

Кристина подняла глаза – чистые до прозрачности – в которых скрывалась бездонная тайна; они были холодны как омут после дождя весной… Она медленно улыбнулась уголками губ и неспешно поднесла к лицу фарфоровую чашку с чаем своей тонкой рукой пианистки – ни малейшего дрожания.

— О чём ты говоришь? – прошептала она едва слышно.– Я ведь ничего не делала… Всё само собой получилось…

Подруга понимающе кивнула ей навстречу и приложила палец к губам:

— Конечно-конечно… Я же за тебя… Только поддержка… Только понимание…

Кристина сделала глоток чая и повернулась к окну: там шумел молодой листвой знакомый бульвар; где-то далеко дымился костёр среди хижин посёлка; звучали чужие слова женщины по имени Ярина… Женщины особенной: той самой дарительницы подарков… но взамен она брала своё – совсем не деньги.

И Кристина никуда не собиралась уезжать отсюда: этот дом стал ей родным навсегда; эти улицы стали частью её пути; эта река будет всегда напоминать о главном…

О том самом правосудии… которое бывает разным: тихим… прекрасным… а порой пугающим до дрожи в коленях…

Продолжение статьи

Бонжур Гламур