За стеклом вечер стремительно сгущался — март, словно устав от борьбы, безропотно уступал место апрелю.
На табло замигало новое сообщение о начале посадки на другой рейс; их номер по-прежнему светился прежним жёлтым цветом, не подавая признаков движения. «Похоже, придётся ещё немного подождать», — подумала Дарина вслух.
Светлана отозвалась мягким голосом:
— Я всегда переживаю перед полётами… А сейчас особенно — есть причины волноваться сильнее обычного.
Она устремила взгляд куда-то поверх голов впереди, будто пыталась разглядеть что-то важное среди однообразных фигур.
Дарина уловила этот порыв и решилась спросить:
— Вас кто-то встречает?
Светлана кивнула и чуть отвела глаза в сторону:
— Сын. Мы давно не виделись… Несколько лет. Не знаю даже, как он отреагирует. Всё это время я думала: может, лучше не вмешиваться в его жизнь. А теперь вот лечу. Сердце бьётся так, будто мне семнадцать.
Дарина слушала молча и внимательно. Внутри у неё тоже что-то отзывалось — не тревога даже, а скорее предвкушение неизведанного, к которому невозможно привыкнуть. Внезапно ей захотелось сказать больше, чем обычно позволяла себе с незнакомыми людьми:
— Я переезжаю. Это пугает. Всё остаётся здесь — привычки, знакомые лица… Не уверена, получится ли начать всё сначала.
Светлана едва заметно улыбнулась:
— Похоже, мы обе сегодня оставляем что-то за спиной. Вы — прошлое… А я — может быть, гордость. Или старую обиду.
Дарина утвердительно кивнула: между ними возникла тонкая связь — не из жалости или сочувствия, а из внутреннего узнавания.
В этот момент из динамиков прозвучало объявление: рейс задерживается на двадцать минут. По залу прокатилась волна недовольных вздохов; кто-то поспешил занять свободные места на скамейках.
Дарина и Светлана остались стоять на месте. Светлана поправила шарф у горла — как будто собираясь с мыслями:
— Я долго сомневалась: стоит ли лететь вообще? Он давно не писал… И я понятия не имею теперь, как он ко мне относится. Иногда кажется: проще ничего не трогать… чем снова испытать отказ.
Дарине захотелось поддержать её хотя бы взглядом. Она произнесла негромко:
— Бывает так: только перемены дают почувствовать себя живой по-настоящему. Мне тоже страшно провалиться… боюсь зря всё затеяла. Но если не рискнуть сейчас — потом останется только сожаление о том, чего даже не попыталась сделать.
Они замолчали на мгновение. В зале становилось прохладнее; люди закутывались в шарфы плотнее или доставали пледы из ручной клади. За окнами уже почти совсем стемнело; отражения пассажиров стали чётче проступать в стекле.
Вдруг Светлана сказала громче обычного:
— Всю жизнь я старалась быть сильной женщиной: никого ни о чём не просить и ни к кому не лезть со своими чувствами… А теперь понимаю: настоящая сила — это прийти первой… даже если страшно до дрожи.
Дарина взглянула на неё с теплотой и благодарностью:
— А я всегда боялась показаться слабой… Но ведь слабость — это как раз остаться там же из страха перед новым шагом вперёд. Спасибо вам за эти слова.
