На следующий день она снова появилась. Через день — вновь. Потом ещё через два. Каждый раз находился новый предлог: проверить трубы, попросить немного соли, пожаловаться на шум. Она входила в мою жизнь словно навязчивый припев: стук в дверь, нежный голос, прищуренные глаза.
«Милая, слышу, как вы ходите ночью. Может, коврик постелите?»
«Вчера к вам мужчина заходил… Будьте осторожнее, у нас здесь приличные люди живут».
«А у вас занавески какие-то мрачные. На вашем месте я бы…»
Каждый её визит оставлял меня с ощущением выжатости, словно после непростого разговора с начальством. Ольга Петровна умудрялась проникнуть во все сферы моей жизни: подсказывала, какие шторы стоит повесить, где купить продукты подешевле, как правильно расставить мебель. Она появлялась в моей квартире будто хозяйка, которая просто разрешила кому-то пожить у себя. Пересчитывала стоящие на столе чашки, заглядывала в ванную «чтобы проверить трубы», качала головой, заметив коробку из-под пиццы.
В итоге я стала жить как шпион: выскальзывала из дома в семь утра, пока она ещё спала, возвращалась поздно вечером. Научилась беззвучно открывать и закрывать дверь, подниматься по лестнице на цыпочках. Если слышала её голос в подъезде — оставалась на улице, притворяясь разговором по телефону. Дошло до того, что выносить мусор начала по особому графику — после десяти вечера, когда Ольга Петровна уже сидела перед своим любимым сериалом. Но казалось, она чувствовала моё присутствие. Как только ключ поворачивался в замке, тут же раздавался знакомый стук.
Однажды вечером, придя с работы, я увидела её у подъезда. Она стояла, скрестив руки на груди, словно часовой на посту.
«Я вас жду», — в её голосе прозвучал оттенок упрёка. — «Ко мне соседи приходили жаловаться. Говорят, у вас слишком много гостей. Это уже не по-соседски».
Я замерла. Какие гости? За последний месяц у меня в гостях и подруг не было — настолько я опасалась её визитов и расспросов.
«Ольга Петровна», — что-то внутри меня сломалось. — «Давайте говорить откровенно. Зачем вы это делаете? Почему ваша жизнь так тесно переплетается с моей?»
Я ждала новую порцию упрёков или советов, но вместо этого она словно постарела на глазах. Плечи опустились, улыбка исчезла. Медленно она села на скамейку у подъезда.
«Пятнадцать лет», — её голос стал тихим, дрожащим. — «Пятнадцать лет я здесь живу одна. Мужа не стало, дети разлетелись… Раньше всё работала, работала. Некогда было поговорить ни с кем, ни с мужем, ни с детьми. Всё казалось — успеется».
Она вынула из кармана платок и промокнула глаза.
«А теперь тишина. Такая густая тишина, что иногда включаю телевизор на всю громкость, просто чтобы её не слышать. Вот и прихожу к тебе… Чтобы хоть с кем-то пообщаться».
Я смотрела на неё — маленькую, сгорбленную, с этими неуклюже уложенными седыми кудрями — и уже не видела надоедливую соседку, а одинокую женщину, пытающуюся заполнить пустоту в своей жизни единственным доступным способом.
«Пойдёмте», — протянула ей руку. — «У меня есть чай и пирожные. Расскажете о своей молодости?»
В её глазах загоралась искорка, но тут же потухала: