Лариса раскрыла папку, пробежалась по страницам взглядом. Её выражение лица стремительно менялось — сначала насмешка, затем растерянность, а после — откровенное раздражение.
— Это… это чистая манипуляция!
— Это факты. С чеками и подтверждениями. Хотели говорить цифрами? Пожалуйста, вот они.
Я положила папку на тумбочку с лёгким хлопком.
— Убирайся из моего дома!
— С радостью. Жду оплату в течение месяца.
Я вышла, не оборачиваясь. Руки подрагивали, сердце билось учащённо, но внутри ощущалась странная свобода. Впервые за три года брака я ответила Ларисе её же оружием.
Две недели — полное молчание. Лариса не звонила и не писала. Тарас ездил к ней сам и возвращался хмурый. Говорил, что мать вне себя от злости и считает это «непростительным оскорблением».
Я занималась делами: принимала заказы, пекла торты — жизнь шла своим чередом.
А потом произошло неожиданное.
Позвонила Ирина — та самая тётя, что на банкете встала на мою сторону. Голос был взволнованным:
— Оксана, можно я заеду? Надо поговорить.
Она приехала через час. Села на кухне с чашкой чая в руках и немного помолчала, собираясь с мыслями.
— Я тут серьёзно поговорила с твоей свекровью.
— Ну?
— Рассказала ей кое-что из своей жизни… Как сама когда-то мучила свою невестку. Казалось тогда — имею право вмешиваться: семья же! А потом сын ушёл жить отдельно и пять лет со мной не общался… Пять лет, Оксаночка. Ни внуков не видела, ни праздников вместе… Пока до меня не дошло: я была неправа.
Ирина допила чай и посмотрела мне прямо в глаза:
— Твоя Лариса упрямая женщина. Но она не глупа. Всю неделю думала над нашими словами… А вчера пришла ко мне вся в слезах: боится потерять Тараса… боится, что ты его от неё отвернёшь.
Я промолчала.
— Она хочет попросить прощения… Но ей мешает гордость — она просто не знает как это сделать правильно.
— Мне извинения ни к чему. Мне нужно уважение к себе.
Ирина кивнула утвердительно:
— Я ей так и сказала. Теми же словами.
Через три дня позвонила Лариса. Голос был тихим и непривычно мягким:
— Оксана… можно я приеду?
— Приезжайте.
Она появилась вечером. Села напротив меня за столом, сцепив руки перед собой в замок. Несколько минут молчала напряжённо, затем заговорила быстро и сбивчиво, избегая взгляда:
— Я была неправа… И со счётом этим… и с банкетами… со всем остальным тоже… Думала — раз я мать и старшая в семье — могу требовать чего угодно… Но ты ведь ничего мне не должна… Прости меня…