Гнев подступил к Лесе, словно волна, заполняя грудь.
— Мирон имеет полное право распоряжаться тем, что заработал. Эта квартира — моя собственность.
— Та ну сколько можно это «моя» да «моя»? — вмешалась Кристина. — Мы бы тоже могли здесь остановиться, пока у нас ремонт идёт. Тем более ты же скоро в отпуск уходишь.
Мирон промолчал. И именно это молчание раздражало Лесю сильнее любых слов. Она ясно осознавала: его родня чувствует себя в её доме как у себя, а он и не думает устанавливать какие-либо границы.
В тот вечер, когда гости наконец ушли, Леся долго сидела в тишине. В голове крутились сцены прошедшего дня: дети разбили вазу из Чехии — ту самую, что привезла её покойная мама; Кристина вытерла руки о дорогие шторы; Данил пролил кофе на новый ковёр. Мирон лишь отмахнулся: «Ну что ты, это же родные».
И тогда Леся впервые подумала: эта «семья» может обойтись ей слишком дорого — и дело не только в гривнах.
В следующей части напряжение возрастёт: появятся вопросы наследства, семейных ценностей и машины для брата, а свекровь начнёт действовать за спиной Леси, втягивая Мирона в опасную игру с имуществом.
После той субботы Леся приняла твёрдое решение: никаких неожиданных визитов. Она прямо сказала Мирону — впредь дверь будет открыта только тем, кого она сама пригласит. Он кивнул в ответ, но во взгляде мелькнула тень вины. Леся тогда ещё не догадывалась: он уже оказался между двух сторон.
Прошла неделя. Вернувшись после работы домой, она застала мужа за странным телефонным разговором.
— Да, мам… я посмотрю… но я не уверен… Леся… — он бросил взгляд на жену и осёкся.
— Что именно вызывает сомнение? — спросила она спокойно, снимая пальто.
— Да ничего особенного… Мама просила помочь кое-что оценить…
— Что именно?
— Семейные украшения… — замялся Мирон. — Она хочет их продать… чтобы Данил смог купить машину.
Леся приподняла бровь. Под «семейными украшениями» она понимала колье с изумрудами и старинные серьги от бабушки Мирона. Ульяна хранила их в шкатулке и всегда говорила: «Это для будущих поколений».
— А ты тут при чём? — холодно поинтересовалась Леся.
— Мама просит меня взять их на хранение… У неё дома небезопасно…
— А у нас тут что? Сейфовая камера? — голос Леси задрожал от злости. — Мирон! Я не хочу держать чужие драгоценности у себя дома! Это не банковское хранилище! И уж точно не для того, чтобы потом продавать их ради машины твоего брата!
Мирон пробормотал что-то про «помощь семье», но разговор был завершён без продолжения.
Несколько дней в квартире царила напряжённая тишина. Леся старалась уходить пораньше и возвращаться поздно вечером. Но однажды вечером она вернулась домой и поняла: случилось то самое, чего она опасалась больше всего. В прихожей стоял старый потрёпанный чемодан; на комоде лежала та самая шкатулка с изумрудами.
— Мирон! — крикнула она резко, роняя сумку на пол. — Это ещё что такое?!
— Леся… ну пойми… мама очень просила… Это ненадолго…
— С каких это пор твоя мама распоряжается моей квартирой?! — голос сорвался на крик. — Убери всё это немедленно! Сегодня же!
Несколько дней после этого дом наполнился гнетущим молчанием. Леся вновь стала избегать домашних вечеров и задерживаться на работе допоздна…