— А Светлана всегда так поступает, — вставила Тамара Сергеевна, будто угадывая мои мысли. — Марина рассказывала. У них дома безупречная чистота.
Я автоматически провела губкой от края к середине. Как обычно — без разводов и претензий.
— Мам, ты ведь видишь, у Елены порядок, — наконец оторвался от экрана Виктор. — Чего ты придираешься?
«Придираешься». Отличное слово. Значит, он тоже замечает эти постоянные упреки. Только вслух говорит редко.
— Я не придираюсь, — обиделась Тамара Сергеевна. — Просто делюсь опытом. Разве это плохо?
Она взглянула на сына с такой грустью, словно он нарушил семейные традиции. Виктор опустил взгляд.
— Конечно, нет, мам.
— Вик, — начала я…
— Лена, мама же пытается помочь, — перебил муж.
«Лена» — уменьшительно-ласкательная форма. Так он называл меня, когда был слегка раздражён. «Елена» — когда всё было хорошо. «Леночка» — когда просил прощения.
Я повесила губку на крючок и обернулась к столу. Тамара Сергеевна разглядывала моё платье — короткое, в крупный горошек, с открытыми плечами. Купила на распродаже, надевала в офис, всем нравилось.
— А Светлана одевается очень скромно, — задумчиво произнесла свекровь. — Марина показывала фотографии. Всегда в длинных юбках, блузки застёгнуты. Со вкусом.
Я ощутила, как щеки наполнились жаром. «Скромно» и «со вкусом» — в противовес моему горошку и открытым плечам. Намёк был ясен.
— Времена другие, мам, — вздохнул Виктор. — Сейчас так все носят.
«Все так носят». Опять защита через общие слова. А хотелось услышать: «Мне нравится, как одевается моя жена».
— Времена-то изменились, а приличия остались, — философски заметила Тамара Сергеевна.
Я села за стол и взяла чашку. Чай остыл, но сделала вид, что пью с удовольствием.
— А вообще Светлана — удивительная девушка, — продолжала свекровь, явно воодушевляясь разговором. — Марина рассказывала, что она мужа всегда по имени-отчеству называет. «Андрей Михайлович, что будете кушать?», «Андрей Михайлович, не устали?» Вот это уважение!
Я поперхнулась чаем. «Андрей Михайлович»? В доме? Серьёзно?
— Виктор, хочешь, чтобы я тебя «Виктор Сергеевич» называла? — не выдержала я.
Он рассмеялся — впервые за вечер искренне.
— Да что ты! Хочешь, чтобы меня в дурдоме записали?
— Зря смеёшься, — нахмурилась Тамара Сергеевна. — Уважение в семье — основа крепких отношений.
Виктор перестал смеяться. Взглянул на мать, затем на меня.
— Но ведь мы любим друг друга, — неуверенно произнёс он. — Зачем эти формальности?
— Любовь — это одно, а порядок — другое, — коротко ответила свекровь.
Мы молчали. Я обводила пальцем ручку чашки, Виктор скроллил ленту в телефоне, Тамара Сергеевна смотрела в окно.
За стеклом серел ноябрьский вечер, в квартире напротив кто-то включил телевизор.