Тамара осознала потерю контроля над собственной жизнью впервые, когда не смогла спокойно выпить кофе на своей кухне. Простое действие — сесть, налить напиток, насладиться тишиной — стало недоступно.
Тишина в её доме давно исчезла настолько же, как настоящий врач в поликлинике — вроде есть в расписании, но его никто не видел.
Надежда Ивановна — свекровь, величественная дама с безупречной укладкой и колким языком — переехала «на пару недель», пока в её квартире «ремонтируют трубы».
Этот ремонт тянется уже третий месяц, и Надежда Ивановна обжилась словно дома. Разложила косметику в ванной, положила свои таблетки на обеденный стол, поставила тапочки у двери. А ещё — навязала своё мнение повсюду. Тамара с работы возвращалась словно с каторги, чтобы попасть в другую — домой.
— Ты опять принесла эту… магазинную колбасу? — с отвращением произнесла Надежда Ивановна, заглядывая в пакеты, как только Тамара открыла дверь. — В курсе, что в ней? Целлюлоза, бумага и, судя по вкусу, немного старой тряпки!
— Если не хотите — не ешьте, — ответила Тамара, проходя мимо.
— А Сергей? Что он будет есть — твои химикаты? Он же у меня с детства с гастритом! Я завтра сама сварю ему курочку. По-настоящему!
Тамара сдержала раздражение. Эти фразы звучали круглосуточно. Утром, вечером — бесконечный круговорот.
То она «плохо готовит», то «неправильно складывает бельё», то «слишком часто принимает душ». Сегодня — колбаса-враг.
— К слову, я работаю, Надежда Ивановна, — сказала она, снимая пальто. — Не провожу весь день на диване перед сериалами. Не могу варить курочку каждые полчаса.
— Никого и не просим. Ты бы хотя бы зарплату домой приносила, а не юбки по скидкам скупала! Сергей всё тянет сам, бедный мальчик…
Тем временем бедный мальчик мирно храпел в спальне. Ушёл с работы пораньше, потому что «мама расстроилась» — Тамара не пустила её на кухню во время конфликта на совещании в Zoom.
Тамара тоже трудилась. На удалёнке. Но, похоже, об этом часто забывали.
— Надежда Ивановна, — Тамара выдохнула. — Эта квартира, напомню, моя. Куплена до брака. На мои деньги. Я не жалуюсь, что вы проводите здесь весь день. Но хотя бы вечером дайте тишину!
Надежда Ивановна оценивающе посмотрела на неё.
— Ещё скажи это про «мою квартиру» при нём, — прошипела она. — Совсем совесть потеряла. Муж у тебя есть, а ты всё «моё, моё». С такими мыслями останешься одна, деточка.
Тамара отвернулась и ушла в ванную. Закрыв дверь на замок, села на край ванны и зарылась лицом в ладони. Было больно до дрожи. До слёз.
Она не плакала. Давно не плакала — казалось, иссохла. Но внутри всё горело, словно в печи, куда бросили обидное письмо и забыли прикрыть заслонку.
Зачем всё это терпеть? — пронеслось в голове. — Почему я живу словно квартирантка в собственной квартире?
Поздним вечером, когда Надежда Ивановна ушла в свою комнату (которую она по ошибке называла «гостевой»), Тамара села рядом с Сергеем. Он листал YouTube, смеясь над видео про пьяного кота. Она заговорила осторожно:
— Серёжа, нам нужно поговорить. О твоей маме.
Он вздохнул, не отводя глаз от экрана:
— Только не начинай. Понимаешь, она старая. Ей сложно одной…
— А кто думает обо мне? Кто спрашивал, трудно ли мне?
— Ты ведь молодая и сильная. Разве не справишься с бабушкой?
— Это бабушка меня морально убивает, — с горечью усмехнулась Тамара. — Похоже, у меня седины прибавилось с тех пор, как она здесь.
— Перестань, — прервал Сергей. — Она же тебе ничего плохого не делает.
Тамара вскочила.
— А постоянные проверки моих вещей? Споры о продуктах в холодильнике и вопросы: зачем купила новый шампунь, если предыдущий не закончился? Ты слышал, как она называла меня «хозяйкой без мозгов»?
Сергей замолчал, посмотрел на жену так, будто она нарушила молчание.
— Тамара, ты слишком резко всё воспринимаешь. Просто у неё другой подход. Нужно быть мудрее.
— Я не в монастыре, чтобы мудреть! Это мой дом, Сергей. МОЙ. А я в нём ощущаю себя служанкой. Слушать, терпеть и молчать, радуясь, что ещё не выставили!
Он пожал плечами.
— Если хочешь, я с ней поговорю. Но и ты попытайся как-то ладить.
Тамара уставилась на него.
— Три месяца я стараюсь. Больше нет сил, Серёжа. А ты всё «поговорю». Только общаешься с мамой, по несколько часов вечерами. Со мной — только когда начинаю кричать.
Он отвернулся. Всё. Разговор окончен. Снова.
Тамара поднялась и вышла на балкон. Холодный воздух резко обжёг лицо. Она закурила. Хоть и бросала пять лет назад, но в шкафу всё ещё лежала пачка — «на крайний случай». Кажется, он настал.
Если бы не эта проклятая квартира… — подумала она. — Уже бы сняла комнату и ушла. Но почему именно я, владелица квартиры, должна уезжать? Почему не они?
Она стояла, погружённая в мысли. Долго. Сигарета догорала, пальцы замерзали, глаза вновь наполнялись злостью и слезами.
На следующий день Тамара предприняла то, что никто не ожидал.
Она сняла большую сумму с карты — половину зарплаты. Приобрела сейф. Тяжёлый, настоящий, с кодовым замком. Установила его в спальне. И спрятала туда всё: документы на квартиру, паспорта, свой тайный конверт, даже кольцо, которое когда-то с помпой подарил Сергей.
Затем села на кухне, спокойно посмотрела на Надежду Ивановну и сказала:
— Надежда Ивановна, у меня к вам просьба. С завтрашнего дня начните искать себе жильё. Срок — неделя. Потом замки поменяю.
— Ты с ума сошла?! — вскрикнула свекровь, побледнев.,— Нет. Хватит. Это мой дом, и жить здесь буду я — либо одна, либо с теми, кто меня уважает.
Сергей, который всю дорогу молча крошил хлеб, даже взгляда не бросил на неё. Он просто поднялся и ушёл в комнату.
Надежда Ивановна впервые за всё время перестала говорить.
С утра в доме царила тишина — не та, уютная с ароматом кофе и пением птиц за окном, а напряжённая, словно перед землетрясением. Даже старый кот, обычно орущий, как оперный тенор, замолк и устроился в углу с выражением, будто тоже чувствовал: впереди будет бойня.
Надежда Ивановна тихо, словно кошка, вышла из комнаты в халате, который пережил и времена Ленина, и перестройку, и, вероятно, юность самой Тамары. Она посмотрела на Тамару, не поздоровавшись.
Та спокойно сидела за столом, поедая овсянку.
— Как ты это себе представляешь? — задала свекровь вопрос спокойно, но голос её леденил. — Ты хочешь выгнать меня? МЕНЯ?
Тамара не мигнула.
— Я не желаю вас прогонять, но вынуждена это сделать. Вы живёте у меня в доме без моего приглашения. Если человек приходит сюда, он хотя бы должен не создавать беспорядок, извините.
Надежда Ивановна взболталась, словно ей плеснули кипятком на лицо.
— Ах, вот как! А ты не думаешь, что я — мать твоего мужа? Если бы не я, ты бы ни за кого не вышла! К тому же Сергей за тебя вступился в институте, когда тебя хотели отчислить!
Тамара отложила ложку.
— А вы не задумывались, что вы живёте на моей территории? Что вы здесь уже целых три месяца без копейки, Надежда Ивановна? Да, Сергей вас поддержал — а потом женился. И знаешь что? Я жалею, что не поняла раньше: у него позвоночник из желе.
— Ты меня оскорбляешь, девочка! — задохнулась свекровь. — Я подам на тебя в суд! Я уеду, но это ещё тебе аукнется!
— За что суд? За то, что выгнала человека, который остался на постоянное место жительства? — спокойно улыбнулась Тамара. — Я не препятствую вашим приездам, но жить у меня не стоит. Вот и всё.
Надежда Ивановна повернулась и, хлопнув дверью, ушла, словно герой плохого сериала. Через пару минут в кухню, потягиваясь и чесаясь, вошёл Сергей — в спортивных штанах, с жирными волосами и взглядом человека, у которого нет никаких планов, ни на сегодня, ни на завтра.
— Тамара… это уже слишком, — протянул он лениво. — Она всю ночь рыдала. Хочешь, чтобы у неё давление взлетело?
Тамара посмотрела на него так, как смотрят, например, на табуретку — без ненависти, а с равнодушием.
— Сергей. Если ты сейчас не произнесёшь что-то разумное, я подам на развод. Тихо и без скандалов. Я уже всё решила.
Он застыл.
— Ты… серьёзно?
— А ты думал, я шучу? Ты хоть раз слышал, чтобы я шутила о разводе? Мне тридцать девять. Я не намерена быть нянькой для тебя и твоей мамы. Я хочу быть женщиной — с мужем, а не хозяйкой, сдающей жильё пенсионерке, которая ворчит с утра до вечера и считает мои прокладки.
— Ты утрируешь. Всё устроится. Она найдет квартиру, и…
— А ты на моей стороне? — уточнила Тамара. — Или ты до сих пор пытаешься быть между нами?
Сергей растерялся и пожал плечами.
— Я… не хочу ссориться…
— А я хочу, — ответила Тамара. — Потому что хуже уже некуда. Кажется, что я живу в коммуналке с чужими людьми. Всё по расписанию, с претензиями, всё сказано через зубы.
Он опустился на стул.
— Ну и чего хочешь? Чтобы я выгнал маму?
— Нет. Чтобы ты САМ осознал, где твоя семья, и САМ сделал свой выбор.
Он молчал, уставившись в тарелку. Вскипел чайник. Тамара встала и выключила его.
— Не умеешь — не мучай. Я уйду сама и облегчу тебе задачу.
Он ушёл, взял куртку и вышел. Без скандалов, без сбора вещей, без попыток обнять — просто молча, по-мужски. Дверь захлопнулась с громом, словно выстрел. Тамара села и расплакалась.
Четыре дня они не говорили друг с другом.
Надежда Ивановна заперлась в комнате, включала передачи о здоровье и дышала громко, как паровоз. Сергей ушёл к другу — на диван ли, к бутылке, Тамара не уточняла. Впервые за долгое время она могла дышать свободнее. Но сердце билось иначе — словно её избили тихо, морально, без синяков, но с притупленной внутренней болью.
На пятый день, ближе к вечеру, Сергей вернулся. Волосы вымыты, одежда аккуратна — признак того, что он, возможно, был не у Андрея, а, может быть, даже в собственной голове.
— Тамара, можно переговорить?
Она молча кивнула.
Он сел напротив, глаза были красными, видно, что и он не спал.
— Я долго размышлял. Я правда не хотел всего этого. Просто привык, что мама всегда рядом и хозяйничает. А ты… ты сильная. Я подумал — справишься.,— Конечно, сильная, — устало улыбнулась она. — Мне только примером героини быть. А самой хоть пожить можно?
Он кивнул головой.
— Я съем ей квартиру. Уже одну приглядел возле метро. Помогу с вещами. И… если ты не против… хотел бы остаться.
Тамара молчала.
— Я не говорю, что всё забудется. Но я вижу, как ты страдала. Только сейчас это осознал. Прости, что так поздно.
Она поднялась. Медленно подошла. Обняла его, но без теплоты — с уважением. Точно так, как обнимают человека после трудного испытания или при расставании.
— Серёжа. Ты не готов. Ни к семье, ни к взрослой жизни. Мне тридцать девять. Я больше не могу учить. Могу только жить.
Он вздохнул. Сжал её руку.
— Можно я пока останусь на диване? На несколько дней. Я выполню всё — документы, квартиру для мамы, всё подготовлю. А потом уйду, если нужно. Просто… дай мне возможность закончить всё по-человечески. Без ссор и конфликтов.
Она кивнула. Не для него. Для себя самой.
Через неделю Надежда Ивановна съехала. Сергей помог с переездом. Возвращался поздно, ночевал на диване. Разговаривали мало. По сути — почти не общались. Лишь короткие фразы.
На девятый день утром Тамара проснулась от аромата кофе. На кухне сидел Сергей, смотрел в окно.
— Всё. Ты переехала. Я тоже ухожу. Спасибо, что не выгнала сразу.
Тамара подошла и встала рядом.
— Я не злюсь. Просто устала быть одна, когда рядом двое.
Он поднялся.
— Если передумаешь — звони. Если нет — пойму.
— Серёжа… — она задержала его за руку. — А если бы не твоя мама? Были бы мы вместе?
Он долго молчал, потом тихо сказал:
— Мы бы и без неё развалились. Просто дольше бы тянули.
Он ушёл. Тамара осталась. И в этот момент впервые за много лет почувствовала, что жизнь снова принадлежит только ей.
Отлично.
Прошёл месяц.
В доме Тамары царила чистота. Тишина была не просто слышна — она жила здесь. Кот располнел, перестал прятаться под ванну и, кажется, наконец-то поверил, что никто не ворвётся в комнату с криком: «А что это за корм? Опять химию купила?!»
Тамара возвращалась с работы неспешно. Впервые за много лет не было причины спешить домой. Никто не кидал в мессенджер список покупок, никто не ныл по телефону: «Тамарка, ты помнишь, что сегодня Малахов?»
Она вошла, повесила пальто, швырнула ключи на полку и направилась на кухню. Заварила чай.
На столе лежала новая скатерть. Покупка на зарплату, без «согласования бюджета». Хрустальная ваза с фруктами. Всё — её собственное.
Раздался звонок.
Номер был записан как «ЭТОТ человек».
Тамара вздохнула и ответила.
— Да, Сергей?
— Привет. Я не помешал?
— У тебя никогда нет времени звонить вовремя, так что давай быстрее, — спокойно, даже с легкой усмешкой.
— Я не для того, чтобы возвращаться, не бойся… — неловкая пауза. — Хотел обсудить… мамину квартиру.
Тамара затаила дыхание.
Вот оно.
— Она… уехала в деревню к сестре. Там ей, как она говорит, «душевнее». И… написала завещание. Всё оформила на меня. Но у нас был разговор.
— Что за разговор? — напряглась Тамара.
— Она сказала, что всё началось, когда я стал жилеткой между вами. И что я должен был принимать решения, а не перекладывать ответственность на вас.
Тамара рассмеялась — тихо и со злостью.
— Ну хоть мать проснулась.,— Тамара, я хочу передать тебе ту квартиру.
— Что ты говоришь?
— Мы приобрели её сразу после нашей свадьбы. Деньги были от твоей продажи, а остальное — ипотека. Я не забыл. Просто возьми её. Я оформлю дарственную.
— Постой… ты пытаешься извиниться деньгами?
— Нет. Я стремлюсь закрыть этот вопрос честно. Искренне.
Тамара поднялась со стула. Возле окна было светло.
За стеклом мелькала чужая жизнь: чья-то влюблённость, чьи-то развалы, чужие ипотечные займы.
А у неё — собственные квадратные метры покоя.
— Я подумаю, — произнесла она тихо.
— Мне не нужна благодарность. Просто… пусть у тебя будет запасной причал. Хочешь — сдашь её. Хочешь — переедешь. Это твоя жизнь, твои правила. Даже если решишь сжечь.
Через семь дней они встретились в МФЦ.
Без объятий, без сожалений. Двое, которые когда-то состояли в браке, теперь лишь подписывали документы.
Тамара оформила всё молча, однако её взгляд был решительным. Впервые за много лет — без обид, без попыток переубедить, без чувства вины.
Когда бумажная работа завершилась, они вышли на улицу.
— Думал, ты скажешь что-нибудь. Может, «спасибо», или «прощай», или «надеюсь, ты сгниёшь», — Серёжа ухмыльнулся криво.
— Ты сам всё сказал. Я лишь согласилась, — пожала плечами Тамара. — Что было — прошло. Я не возвращаюсь к этому.
Он кивнул.
— Кстати, пора снова жениться. Через месяц.
Тамара усмехнулась:
— Быстро. Хотя… ты всегда умел бросаться в брак, а вот повзрослеть — нет.
Он покраснел, но промолчал.
— Серёжа, я искренне желаю тебе встретить женщину, у которой не будет квартиры. Тогда, возможно, ты полюбишь её не за квадратные метры, а за то, как она тебе суп подаёт.
— Жестоко.
— Справедливо, — сказала она и ушла, не оглядываясь.
Квартиру она оформила на себя. Через две недели сдала молодой паре. Они были шумными, громко смеялись и хлопали дверями. Но Тамара не возражала. Деньги шли на счёт. Моральный долг — закрыт.
Она отправилась на дачу. Одна. В первый раз за десять лет.
Сняла дом — небольшой, с облупившейся верандой и запахом старой смородины.
Вечером села у окна. Взяла бокал вина.
И впервые за долгое время подумала: «Я свободна. И больше никому ничего не должна. Даже самой себе».
Финал:
Спустя год Тамара продала ту квартиру. Деньги вложила в дом в Яремче. Собственный. Без свекровей, без Сергея, без сантиметров унижения.
На новоселье пригласила только подруг. Все — разведённые, сильные, со своей историей. Одна из них сказала:
— Знаешь, ты будто стала легче. Как будто сняла с себя целую семью.
Тамара рассмеялась:
— Именно это я и сделала.