Машина резко вильнула к обочине, шины с грохотом заскользили по щебёнке. Дмитрий заглушил мотор и повернулся к ней. Его лицо побледнело, а в глазах застыла такая мука, что Екатерина невольно отпрянула к дверце.
– Никогда, – хрипло выдохнул он, – никогда не говори со мной так. Я был рядом с ней с тех пор, как ей исполнилось два. Я учил её держать равновесие на велосипеде. Я не отходил от неё, когда она горела под сорок. Я… – голос предательски дрогнул, и он с силой ударил ладонью по рулю. Глухой хлопок разорвал тишину салона.
Он тяжело дышал, уставившись в лобовое стекло на серую картину за окном.
– Для меня она всегда была родной. Моей девочкой. И когда она исчезла… я не перестал искать её, Екатерина. Я просто сломался внутри. Не мог больше видеть твои глаза, полные надежды, которую я уже не мог разделить. Мне не хватило сил выдержать это. Прости меня.
Екатерина смотрела на его напряжённые плечи и затылок с первыми седыми прядями — они появились именно тогда. И вдруг до неё дошло с пугающей ясностью: она ошибалась. Он не бросил её — он сам выгорел дотла. Её слова ударили туда, где у него не было защиты — в его отцовскую любовь, которую кто-то уже однажды поставил под сомнение.
Она молчала — любое «прости» сейчас звучало бы фальшиво и ничтожно мало. Она просто сидела рядом в тишине, пока он запускал двигатель и снова выводил машину на дорогу.
Они ехали дальше в звенящей пустоте.
Киев встретил их сонным безразличием улиц и прохожих. Они обошли все аптеки вокруг Луначарской улицы: Екатерина показывала всем одно и то же затёртое фото — фармацевтам за прилавками, охранникам у входа, кассирам у витрин — стараясь избегать взгляда Дмитрия.
«Нет». «Не припоминаю». «Они все похожи». Ответы звучали как удары тупым предметом: больно не до крови — но выматывающе до изнеможения.
Они зашли перекусить в забегаловку напротив — там пахло жареным луком и дешёвым пивом. Екатерина заказала два кофе скорее ради паузы между поисками, чем из желания пить что-то горячее. Дмитрий молча смотрел сквозь запотевшее стекло на улицу.
– Эй! – позвала Екатерина юношу с подносом – худого парня с усталыми глазами.– Ты такую девочку не встречал? – Она протянула ему телефон.
Парень задержал взгляд на фото лишь на секунду и пожал плечами:
– Кажется… бывает такая возле вокзала часто тусуется… милостыню просит вроде бы…
Сердце Екатерины болезненно сжалось от этого слова – «попрошайничает». От него стало физически дурно; она сделала глоток кофе только для того, чтобы хоть как-то заглушить холод внутри себя.
Увидели они её у входа: девочка стояла у стены — капюшон натянут до бровей поверх потрёпанной куртки. Екатерина застыла на месте и судорожно схватила Дмитрия за руку: весь мир сузился до этой одной фигуры перед ними.
– Милана?.. – прошептала она шагнув вперёд.
Девочка подняла голову навстречу голосу… И в первую же секунду сквозь грязь и усталость проступили знакомые черты: линия бровей… глаза… Это была Милана! Её ребёнок!
Екатерина бросилась вперёд почти бегом — спотыкаясь о собственные шаги…
– Милана! Доченька!
Девочка прищурилась и оглядела женщину оценивающе сверху вниз… В этот момент иллюзия рассыпалась: да, черты были схожи… но это было лишь внешнее сходство между оригиналом и грубой копией… Лицо казалось моложе… резче… а взгляд был вовсе не детским – там читалась наглая смекалка дворового зверька…
– Чего надо? – сипло произнесла девочка.
– Я подумала… ты моя дочь… – голос дрогнул у Екатерины; она показала фотографию.– Её зовут Милана… ты её случайно не видела?
Та усмехнулась коротко — будто кашлянула:
– Милана? Нет таких тут… Меня Оленька зовут…
Она замолчала ненадолго — разглядывая лицо женщины перед собой: усталое лицо в дорогой одежде после бессонной ночи…
– А хочешь – можешь звать меня хоть Миланой… Мне всё равно кем быть… Лишь бы от той старухи сбежать! Совсем кукушка поехала! Так что если надо вам дочка – берите меня! Бесплатно даже!
Слова прозвучали так откровенно-просто… почти животно-прямолинейно… что дыхание перехватило у Екатерины: это была чужая девочка из чужого мира… Не та Милана из хорошего дома даже когда злилась…
Дмитрий подошёл ближе и положил руку ей на плечо без слов: ни осуждения там не было… только общая тяжесть утраты… Он достал несколько купюр из кармана куртки и протянул Оленьке:
– Возьми себе… Береги себя…
Оленька ловко спрятала деньги:
– А если свою найдёте всё-таки — всё равно подумайте обо мне! Со мной веселее будет! Я почти всегда днём возле вокзала ошиваюсь…
Она снова натянула капюшон глубже на лоб и отвернулась демонстративно — разговор окончен.
Екатерина позволила Дмитрию проводить себя обратно к машине; она опустилась на пассажирское сиденье и закрыла лицо руками… Не потому что плакала — слёз уже давно не осталось… Просто от полного бессилия…
Она гналась за призраком… потратила целое состояние… ранила единственного человека рядом… а нашла лишь грязное отражение своей надежды в кривом зеркале чужой судьбы…