Здесь всё оставалось неизменным, словно продолжением её самой: кружевная салфетка, аккуратно расстеленная на стареньком телевизоре, фарфоровые слоники в ряд на блестящей стенке, и фотография Данила в школьной форме — на комоде. Это было её пространство, её убежище, где она чувствовала себя единственной полноправной владычицей. Татьяна находилась на кухне. Напевая что-то себе под нос, она протирала стол, который и без того сиял чистотой. Завидев сына, она просияла — её лицо озарилось тёплой улыбкой женщины, уставшей от домашних хлопот.
— Данило, ты чего так рано? На работе что-то случилось? Заходи скорее — пирожки только из духовки достала. С капустой — твои любимые.
Он не снял пальто и остался стоять в прихожей в обуви — намеренно нарушая заведённый ею порядок. Его взгляд был прикован к ней: к переднику на талии, к рукам, деловито сжимающим тряпку. Ни малейшего раскаяния. Ни намёка на сомнение в своей правоте.
— Мам… ты больше не придёшь к нам домой, — произнёс он ровным голосом без оттенка эмоций. Это было не предложение для обсуждения — это звучало как приговор.
Татьяна застыла. Её улыбка исчезла с лица, уступив место недоумению — будто она ослышалась. Она положила тряпку и выпрямилась во весь рост, уперев руки в бока.
— Что за чепуху ты несёшь? Я ведь прихожу помочь вам! Присмотреть! Твоя София же ничего толком не умеет! В доме бардак, еда никакая… Я же ради тебя стараюсь! Ради вашей семьи!
— Наша семья теперь состоит из меня и Софии. И мы справимся сами. Поэтому твои визиты прекращаются полностью. Если мы захотим тебя увидеть — мы позвоним.
И тут прорвало плотину: недоумение сменилось вспышкой ярости; лицо покрылось пятнами гнева. Она шагнула ближе; тело напряглось как струна.
— Да кто ты такой вообще мне запрещать?! Я твоя мать! И я научу твою женушку уважать старших! Всё будет так, как я скажу — хочешь ты этого или нет!
Её голос сорвался на крик и разнёсся эхом по тесной квартире. Она начала метаться по кухне от окна к столу и обратно; движения стали резкими и нервными.
— Это она тебя настроила?! Нашептала гадостей про свекровь?! Я же видела её тогда! Сидит себе важная такая ногти пилит… А чашка с утра до сих пор в раковине стоит! Я ей слово сказала спокойно — по-доброму! Как женщина женщине… А она смотрит сквозь меня! Будто я пустое место!
Данило стоял неподвижно посреди этой бури эмоций: ни слова не сказал, ни жеста не сделал. Он просто смотрел ей прямо в глаза — видел перед собой уже не мать… а чужого человека с жаждой власти в глазах. Он позволил ей выговориться до конца.
— Я ей объяснила про крупы… про рубашки твои глаженные… Кто ещё её научит-то?! У неё никого нет за спиной! Сирота ведь! Так я решила взять это на себя ради неё же самой!.. А ты вместо благодарности выставляешь меня за дверь?! Запрещаешь приходить в дом собственного сына?! Ты вообще помнишь кто я тебе?!
Она остановилась прямо перед ним с поднятым подбородком; глаза метали молнии. Первая волна ярости схлынула — теперь она ждала ответа: громкого возражения или хотя бы оправданий… привычного «не обижайся». Так всегда бывало раньше: буря заканчивалась тем, что он сглаживал углы и всех мирил между собой… Но сейчас он молчал.
Он просто смотрел ей прямо в глаза без страха или чувства вины — только усталость и ледяное спокойствие отражались во взгляде сына.
Эта тишина оказалась страшнее любого скандала… И Татьяна впервые ощутила холодок вдоль позвоночника: привычный сценарий дал сбой… Перед ней стоял другой человек.
Молчание повисло тяжёлым грузом над кухней; дыхание у неё сбилось от напряжения… Она всё ещё надеялась сломить его взглядом… дождаться уступки… Но Данило выдержал паузу до конца.
Когда она уже раскрывала рот для последнего удара словом — он заговорил:
— Ты ничему её не научишь…
Голос звучал всё так же спокойно… но теперь сквозь него пробивалась стальная решимость:
— Потому что ты больше её никогда не увидишь…
Татьяна моргнула от неожиданности; выражение лица стало растерянным до пустоты… Уверенность испарилась мгновенно – словно пар над кипящим чайником…
Она просто не поняла услышанного – это никак не укладывалось ни в один из знакомых ей сценариев семейных конфликтов…
— Это ещё почему?.. – спросила она наконец почти детским голосом – растерянно и искренне удивлённо…