И тут Данило начал спокойно, но безжалостно разбирать её мир по кусочкам. Его голос звучал негромко, однако каждое слово эхом отдавалось в тишине кухни, словно камень падал в бездонный колодец.
— Потому что сегодня я подал заявление на перевод. В отделение в другом городе. За тысячу километров отсюда. Квартиру уже выставил на продажу. Мы с Софией уезжаем через две недели.
Это был не просто шок — это было полное оцепенение, парализующее разум. Её лицо из пунцового стало белым, как мел. Она смотрела на него так, будто он говорил на чужом и пугающем языке. Продаёт квартиру? Уезжает? Это казалось невозможным. Такого не могло случиться. Это был её сын, её Данило, её плоть и кровь. Он не мог вот так взять и исчезнуть.
— Ты… что ты сказал? — выдохнула она еле слышно. — Ты шутишь… ты пугаешь меня…
— Я не шучу, Татьяна. Объявление уже размещено в интернете. Завтра придёт агент по недвижимости фотографировать квартиру. Я взял отпуск на две недели — нужно собрать вещи. Всё решено, обсуждению это не подлежит.
Постепенно сквозь туман потрясения начало пробиваться осознание — болезненное и уродливое в своей правде: он не блефует и не пытается её припугнуть; всё уже запущено в действие. Её сын тайно выстроил целый план за её спиной — и теперь приводил его в исполнение шаг за шагом. Паника медленно поднималась внутри неё ледяной волной.
— Ты не можешь! — выкрикнула она срывающимся голосом от надвигающегося ужаса. — Ты ведь не можешь просто всё бросить! А как же я? Ты хочешь оставить меня одну?
Она отчаянно цеплялась за этот довод: долг перед матерью, забота о пожилой женщине — это всегда действовало безотказно. Но Данило только покачал головой.
— У тебя есть сестра, есть подруги рядом… Ты не одна, просто больше не сможешь управлять моей жизнью так, как раньше.
Слово «управлять» ударило по ней словно пощёчина. Он осмелился! Назвал её заботу контролем! Возмущение вспыхнуло вновь, но теперь оно было другим — отчаянным криком загнанного зверя.
— Так вот оно что! Всё из-за неё! Эта пустоголовая увела у меня сына! Я знала с самого начала: она разрушит нашу семью! Она настроила тебя против собственной матери!
Она снова перешла на крик, но теперь голос звучал надтреснуто: в нём слышалась истерика и бессилие одновременно. Она больше не была хозяйкой положения; теперь она напоминала поверженного правителя, наблюдающего крах своего царства изнутри собственного дома. Металась по кухне беспорядочно: хваталась то за стул, то за столешницу — будто почва уходила у неё из-под ног.
— Ты не продашь эту квартиру! Я этого никогда не позволю! Это ведь тоже мой дом!
— Эта квартира принадлежит мне, Татьяна,— произнёс он ровно.— Я купил её сам и распоряжусь ею так, как считаю нужным для будущего своей семьи.
Его спокойствие было мучительным для неё: оно стояло перед ней стеной равнодушия ко всем её эмоциям.
Она застыла посреди кухни и посмотрела ему прямо в глаза: страх плескался в них открыто и без прикрас — страх тотального поражения во всём том мире влияния и власти над сыном, который она строила годами кропотливо и уверенно… А теперь всё рушилось у неё на глазах.
Он стоял перед ней чужим человеком с холодным лицом того, кто пришёл сообщить приговор без права обжалования… И тогда до неё дошло: он ещё что-то собирается сказать… Что-то последнее… И от этой мысли ей стало по-настоящему страшно.
Взгляд женщины стал диким от ужаса потери контроля над тем единственным человеком в жизни, чьей судьбой она привыкла распоряжаться как своей собственной судьбой… Она сделала шаг вперёд и протянула руку к его плечу – словно надеясь одним прикосновением вернуть всё назад…
— Данило… сыночек… пожалуйста… давай поговорим спокойно… Может быть я была неправа… слишком резка… Но ведь я же хотела как лучше… Мы же семья…
Её голос больше не звучал властно – он стал мягким до умолкания; это был последний приём – переход от давления к ласке – который всегда работал раньше… Но он даже шага назад не сделал – лишь перевёл взгляд с протянутой руки обратно ей в глаза – холодный взгляд хирурга перед разрезом…
— Ты хотела научить мою жену уважению,— сказал он тихо-тихо.— А научила меня…
Она застыла от неожиданности этих слов:
— Чему?.. Чему я тебя научила?.. — прошептала она растерянно.
— Научила тому,— произнёс он спокойно,— что бывают ситуации без выхода через разговоры… Бывают люди вроде тебя – которых нельзя переубедить словами… Годами ты показывала мне одно: любые договорённости с тобой ничего не значат… Помнишь новоселье? Как ты пришла с «подарком»? С той старой скатертью со следами пятен для нашего нового стола?.. Тогда ты сказала: «На первое время пойдёт – пока нормальную себе купите». Этим ты унизила Софию – её вкус… мою работу… мои старания… Я попросил тебя больше так не делать… И ты обещала…
Он сделал паузу, давая ей вспомнить.