Дверь в палату оставалась чуть приоткрытой. В просвете Алексей заметил её — хрупкую фигуру под белоснежным покрывалом, лицо, почти сливающееся с подушкой. Она смотрела в окно, где дождевые капли вырисовывали на стекле замысловатые узоры.
Богдан Ковальский глубоко вдохнул и вошёл внутрь.
В помещении царила тишина, нарушаемая лишь ровным гудением медицинской аппаратуры. Анастасия Мельник лежала с закрытыми глазами, но он знал — она не спит. Её пальцы едва заметно двигались по краю одеяла — привычка, выдававшая внутреннее напряжение.
Он подошёл ближе и поставил на тумбочку пакет с апельсинами — её любимыми фруктами.
— Значит, всё-таки пришёл… — голос прозвучал тихо и ослабленно, но в нём всё ещё жила та самая насмешливость, которая сводила его с ума десять лет назад.
— Пришёл, — Богдан опустился в кресло рядом с кроватью.
Она открыла глаза. Когда-то он сравнивал их с морской гладью — теперь же они потускнели и были пронизаны желтоватыми прожилками вокруг зрачков.
— Ну что же ты? Принёс раскаяние?
— Нет… — он попытался взять её за руку, но она спрятала ладонь под одеяло.
— Тогда зачем явился?
Он перевёл взгляд на окно. Дождь уже закончился; сквозь облака пробивались первые солнечные лучи.
— Помнишь день нашей встречи?
Анастасия нахмурилась:
— Ты пришёл сюда предаваться воспоминаниям?
— Ты тогда упала с велосипеда прямо у меня на глазах. Колени были разбиты в кровь, джинсы порваны… И ты ругалась на тот злосчастный бордюр…
— Ну и что?
— А ничего особенного. Просто я тогда понял: пропал. Влюбился в твою злость, в твоё упрямство… В то, как ты шла домой прихрамывая и тащила этот глупый велосипед за собой.
В палату заглянула медсестра: проверила капельницу и бросила короткий взгляд на Богдана перед тем как выйти обратно в коридор.
— Богдан… — Анастасия снова закрыла глаза. — Не стоит…
— Стоит. Потому что я забыл… Забыл то главное чувство, за которое полюбил тебя когда-то.
Она резко повернулась к нему:
— Ты полюбил меня здоровой! А сейчас я…
— А сейчас ты всё та же упрямая и колючая девушка… Только снова с разбитыми коленками, — он неожиданно улыбнулся ей.
Анастасия закусила губу; по щеке скатилась одинокая слеза.
— Глупый…
Богдан осторожно коснулся её руки. На этот раз она не отдёрнулась.
— Врачи говорят…
— Я знаю их слова наперечёт! — перебила она его резко. — Но я не собираюсь…
— Сдаваться?
— Нет. Я не собираюсь прощать тебя!
Он кивнул молча и крепче обхватил её тонкие холодные пальцы:
— Хорошо… Тогда буду просить прощения каждый день заново. Пока тебе это окончательно не надоест.
Она усмехнулась едва заметно:
— Устанешь быстро…
— Проверим?
За окном запела птица; где-то вдали раздался звон телефона из коридора больницы. Жизнь продолжалась своим чередом.
Богдан прижал её ладонь к губам. Он не знал точно, сколько им осталось времени вместе… Но впервые за долгие месяцы чувствовал: он вернулся домой.
Эпилог
Год спустя
Снаружи падал снег: хлопья ложились на город мягким белым покрывалом за окном больничной палаты. Богдан разворачивал фольгу с пирожками собственного приготовления по рецепту бабушки Анастасии Мельник.
— Снова пережарил… — фыркнула она, отломив кусочек теста от края пирожка.
— Зато вложено сердце! — усмехнулся он и аккуратно стряхнул крошки с её подбородка салфеткой.
Её тело стало ещё более хрупким; химия давалась тяжело: постоянная тошнота, бессилие по ночам… Но несмотря ни на что в глазах вновь появился тот самый огонёк жизни – именно он когда-то заставил Богдана потерять голову от любви к ней при первой встрече.
Раздался стук в дверь – вошёл врач с папкой анализов в руках:
— Ну что ж вы там у нас творите такое чудесное? Готовы услышать хорошие новости?
Богдан инстинктивно крепче обнял её ладонь своей рукой:
— Опухоль уменьшилась почти на семьдесят процентов! Мы практически достигли ремиссии!
Повисла тишина… Затем Анастасия тихо рассмеялась:
— Вот так сюрприз… Похоже мне придётся терпеть тебя ещё лет пятьдесят вперёд!
Богдан не стал скрывать эмоций – слёзы выступили сами собой; он прижался лбом к её плечу и вдохнул знакомый аромат лекарств вперемешку с нотками любимых духов…
— Это мне придётся терпеть тебя… — прошептал он сквозь улыбку сквозь слёзы. — Потому что ты…
Она приподняла брови:
— Потому что я что?
Он усмехнулся сквозь дрожащий голос:
— Потому что ты до сих пор ворчишь каждый раз, когда проливаешь мой кофе утром…
За окном зазвонили церковные колокола ближайшего храма – где-то там начиналась новая жизнь: кто-то ругался или мирился вновь после долгого молчания… Но здесь – среди старых стен палаты – двое упрямцев снова доказывали себе и миру: даже самую горькую правду можно пережить вместе…