Орися стояла у плиты, аккуратно помешивая суп, и чувствовала, как знакомое напряжение вновь охватывает плечи. За её спиной раздавался голос Ларисы — однообразный, тягучий, словно капающая из неисправного крана вода:
— Опять пересолила, наверное. У тебя рука тяжёлая на соль. Я это ещё в первый месяц заметила. А морковь порезана такими кусками — корова бы не стала жевать.
Орися сжала губы и продолжала мешать суп. Уже три года она слышала подобные замечания ежедневно. Каждый обед и ужин превращались в испытание, где её старания неизменно получали неудовлетворительную оценку.
— Мам, ну хватит уже, — послышался из комнаты усталый голос Максима. — Орися вкусно готовит.
— Вкусно? — Лариса удивлённо вскинула брови. — В мои годы я на всю коммуналку варила еду, все только нахваливали! А эта… — она с презрением взглянула на невестку, — даже картошку как следует почистить не может.
Орися обернулась. На тесной кухне двум женщинам едва хватало места разойтись. Лариса устроилась на табуретке у окна словно наблюдатель за процессом: следила за каждым движением Ориси.
— Лариса, может быть, вы немного отдохнёте? — предложила она мягко. — Я сама справлюсь.
— Отдохну тогда, когда в доме появится настоящая хозяйка! — резко отозвалась свекровь. — А пока приходится контролировать процесс, чтобы никто семью не отравил.
Половник опустился на стол чуть громче обычного — Орися не рассчитала силу движения. Лариса тут же это подметила:
— Ах вот как! Ещё и характер показываешь? Недовольна чем-то? Тем, что тебе помогают? Что жизненному опыту учат?
В дверном проёме появился Максим:
— Мам… пожалуйста… хватит уже. Почему вы снова начинаете?
— Мы вовсе не спорим, — холодно произнесла Орися. — Просто твоя мама делится своим богатым опытом… как всегда.
Максим перевёл взгляд с жены на мать и обратно. В его глазах промелькнуло знакомое чувство растерянности: он любил обеих женщин и никак не мог найти способ примирить их.
— Ужин будет минут через десять, — сообщила Орися спокойно.
Максим кивнул и вышел из кухни. Как обычно. Когда начинается напряжение между женщинами в доме, мужчины предпочитают удалиться и оставить всё им решать самой.
— Вот видишь! Сын ушёл от тебя! Потому что дома дышать нечем стало! А за атмосферу отвечает женщина! Женщина должна быть хранительницей домашнего очага!
— Лариса…
— Не зови меня по имени-отчеству! Говори «мама». Или «мамочка». Ты теперь мне как родная дочь!
Орися понимала: это была игра на подчинение. Стоило ей произнести «мама» вслух — значит признать власть свекрови над собой; отказаться же означало вызвать обвинения в холодности и непочтении.
— Хорошо… — ответила она нейтральным тоном.
— Хорошо что? — не унималась Лариса.
— Хорошо… мам…
Слово прозвучало сухо и формально, но свекровь удовлетворённо кивнула:
— Вот так-то лучше! А то ведёшь себя будто чужая здесь! Раз уж стала частью семьи – соблюдай установленные порядки!
Разливая суп по тарелкам, Орися думала о тех самых порядках: вставать ни свет ни заря ради завтрака; стирать одежду не только мужа Максима, но и свекрови – «руки у меня болят же»; терпеть постоянные упрёки за каждую потраченную гривну – «мы раньше экономили каждую копейку!» И главное правило – никогда не перечить старшим.
Неожиданно Лариса заговорила о том, о чём обычно вспоминала редко:
— А помнишь первую жену Максима?
Рука Ориси застыла с половником над кастрюлей. Имя Кристины всплывало редко – но всегда в самый неподходящий момент.
— Кристина… царствие ей небесное… пельмени лепила такие вкусные – пальчики оближешь! Пироги у неё были пышные да румяные… И порядок в доме держала образцовый!
Орися молчала: что тут скажешь? Кристина умерла три года назад и теперь жила в памяти родных как идеал супруги – а идеалам ведь никто возражать не смеет…
Лариса добавила с приторной мягкостью:
— Только ты не подумай… я вас вовсе не сравниваю… Просто вы разные совсем… Она была заботливая такая… хозяйственная… А ты больше такая… современная…
Слово «современная» прозвучало почти как обвинение…
— Лариса…
— Мам! Мам говори!
Орися вздохнула:
— Мам… Но разве плохо быть современной?..