Свекровь не скрывала своих намерений. Вечером она позвала меня на кухню — старая табуретка скрипела под её худыми ногами, а на столе лежала стопка газет с объявлениями.
— Я тут подумала, Оксана, тебе бы жильё поискать… Может, обмен какой или комнату снять?
Говорила вроде бы по-доброму.
Пыталась быть мягкой, но в голосе чувствовались раздражение и спешка: хочешь — не хочешь, а уходить пора.
Постоянно напоминала: жених был мой, сын её, я здесь чужая — хоть и тридцать лет вместе лепили вареники и копались в огороде на даче.
А внутри теплилась слабая надежда: «Ну скажи хоть слово по-человечески. Ну попроси остаться…».
Но ни разу — только указания да намёки: у неё теперь «свои планы».
Я молчала. Лишь по ночам, когда из соседней комнаты доносился её храп, тихонько открывала ящичек с бумагами.
Перебирала документы — выискивала глазами тот самый договор, который мы с мужем подписали за месяц до его ухода. Он тогда долго уговаривал:
— Оксана, я совсем плох стал… Прости меня, но если что — ты не останешься без крыши над головой.
В тот момент мне казалось это лишним: ведь у нас всё честно и по-семейному. Кто ж выгонит? А теперь этот договор лежал у меня под рукой — как броня от обид и слёз.
Однажды вечером в квартиру заглянул риэлтор — молодой парень лет двадцати пяти в туфлях без носков.
Свекровь суетилась возле него, показывала комнаты и весело смеялась:
— Вот тут ванну недавно поставили, трубы все новые…
Со мной даже словом не перекинулась — будто я воздух.
Риэлтор заговорил о долях собственности. Я услышала его вопрос:
— А кому принадлежит остальная часть квартиры?
Свекровь ответила уверенно:
— Это всё сына было. Мне остальное досталось.
Я не вышла к ним и не стала спорить. Просто вернула договор обратно в ящик — теперь уже положив его сверху. Пусть полежит ещё немного…
Ночью сна не было — перебирала письма мужа, старые фотографии из альбома. Даже прослезилась немного, делая вид будто глаза щиплет от света лампы. И всё думала: пришло ли время защищать себя… или можно ещё подождать?
Наступил день, когда в квартире вдруг повисла мёртвая тишина.
Свекровь больше не звала пить чай и даже не сказала мне о том, что забирает телефон из прихожей. Я услышала хлопок входной двери — сквозняк донёс до меня едва уловимый аромат её духов.