И тут он вдруг осознал — вот оно. Именно это он и должен был сказать жене.
Не «извини». Не «вернись». Не «мне тяжело одному».
А просто: «Ты была права. Всё это время — права. А я… я всего лишь мужчина, который ничего не понимал».
Оксанка вернулась во вторник вечером. Открыла дверь своим ключом и застыла на пороге. В квартире пахло… борщом?
Из кухни доносился тихий говор и звон посуды. Она осторожно прошла по коридору, заглянула — и глазам своим не поверила.
Богдан, повязав её фартук, стоял у плиты и сосредоточенно помешивал что-то в кастрюле. На столе лежала раскрытая тетрадь с выцветшими записями — её старая кулинарная книжка.
— Так-так, — бормотал он себе под нос, — после картошки вроде бы лавровый… Или всё-таки сначала капусту?
— Капусту, — сказала она с порога.
Он вздрогнул, обернулся. Щека испачкана томатной пастой, на фартуке следы свёклы, а в седых волосах застряла укропная веточка.
— Вернулась… — он опустил половник. — А я тут… ну…
— Борщ варишь, — она вошла на кухню и вдохнула аромат. — Пахнет неплохо.
— Серьёзно? — его лицо просветлело. — Я три раза переделывал! Первый получился как компот из свёклы, второй пересолил…
Она оглядела кухню: всё сияет чистотой. Посуда вымыта до блеска, полы натёрты, на окне висит свежая занавеска.
— Сам убирался?
— Ну-у… не совсем сам… — замялся он. — Тут Роксолана помогала немного… И Ростислав заезжал… Ещё клинеров вызвал пару раз… А потом уже втянулся сам.
Она прошла в комнату: в шкафу аккуратно развешенные рубашки, на тумбочке идеальный порядок; даже пульт от телевизора лежит строго по центру.
— А это?
— Химчистка… — развёл руками он виновато. — Я пытался стирать сам… но оказалось сложнее, чем представлял.
Мирон выскочил из спальни с радостным мяуканьем. Потёрся о ноги хозяйки и бросил взгляд на Богдана.
— И его ты кормил? — она почесала кота за ухом.
— Ага… Мы с ним вроде как подружились…
Она заглянула в ванную: кафель сверкает чистотой, полотенца свежие и аккуратно сложены; даже шторка для душа новая висит ровно.
— Старую случайно порвал… — пояснил он из дверного проёма. — Носки сушить пытался…
Она прикусила губу от смеха: представила его важного и серьёзного с носками на шторке для душа…
— Оксанка… ты голодна после дороги?
— Немного есть хочется…
— Тогда давай? – он махнул рукой в сторону кухни – Борщ как раз настоялся…
За столом молчали: она грела руки о тарелку с борщом, а он неловко крошил хлебные корки.
— Ну как тебе… Днепр? – наконец спросил он осторожно.
— Прекрасно было! – улыбнулась она тепло. – Эрмитаж восхитительный! И Русский музей впечатлил! По Невскому гуляли…
— Погода не подвела?
— Дождик моросил… Но нам с Роксоланой даже понравилось – меньше людей вокруг было.
Он кивнул молча и немного подумал прежде чем заговорить снова:
– Оксанка…
– Что такое?
– Я тут кое-что понял…
– Да?
Он отложил ложку и посмотрел ей прямо в глаза:
– Ты была права всё это время. А я просто жил рядом… ничего толком не понимая…
Она ждала продолжения.
– Знаешь… раньше мне казалось: ну что там готовить-убирать! Любой справится! А оказалось – совсем не так… За эти дни многое стало ясно…
– Например?
– Что всё это – дом, заботы твои – это ведь целая жизнь была для тебя… которую ты несла одна… А я только пользовался тем уютом…
Она помешала борщ – густой получился, насыщенный вкусом. Для первого раза очень даже хорошо вышло.
– И ещё понял одно… – он придвинулся ближе к ней: – Я больше так не хочу жить… Не хочу быть таким человеком…
– Мужиком? – подсказала она спокойно.
– Да… эгоистичным типом… который только требует внимания и ничего не отдаёт взамен…
Она молчала несколько секунд.
– Оксанка… я не прошу вернуть всё назад как было раньше… Я хочу иначе теперь жить… Вместе жить по-настоящему… Чтобы ты могла быть собой рядом со мной… А я буду учиться рядом быть тоже настоящим человеком… Вот борщ же научился варить!
– Вижу сама… – попробовала ещё ложку супа. – Только соли чуть-чуть недостаёт…
– Правда?! Сейчас добавлю! – потянулся к солонке поспешно.
– Не стоит,— мягко остановила его она.— Каждый сам должен решать сколько ему соли нужно… В борще или в жизни тоже…
Он застыл с солонкой в руке; потом медленно опустил её обратно:
– Кажется понял…
– Что именно?
– Что ты больше не будешь солить мой борщ за меня… И гладить мои рубашки тоже перестанешь… И жить по моим правилам уже не станешь…
– А ты?
– А я начну учиться жить иначе теперь… Если ты позволишь мне попробовать…
Она подошла к окну; за стеклом моросило октябрьское ненастье, но внутри было светло от лампы над столом и тепло от запахов кухни: борща свежего хлеба …и чего-то нового?
Надежды?
–– Знаешь,— произнесла она негромко,— я ведь тоже поняла одну вещь за последнее время…
–– Какую же?..
–– Быть свободной вовсе не значит быть одинокой.… Просто нужно научиться быть вместе иначе…
Он поднялся со стула и подошёл ближе; остановился рядом без прикосновений — просто был рядом тихо:
–– Научимся,— сказал почти шёпотом.— Если захочешь этого тоже…
Мирон запрыгнул на подоконник между ними; устроился удобно клубком и громко замурлыкал одобрительно-по-доброму…
А дождь всё моросил за окнами — смывая старые обиды страхи привычки — уносил прошлое прочь
Оставляя место новому
Другому
Настоящему