— Чтобы выгнать их. Им ведь нужен уют и комфорт.
— Я не желаю жить во лжи.
— А я не хочу соседствовать с чужими людьми, пожирающими мою колбасу.
Однако ещё до того, как они успели приобрести материалы, случилось нечто неожиданное. Ольга вернулась с работы и застала Татьяну на кухне.
— Ах, ты как раз вовремя. Я решила — мы с мамой пока у вас поживём. Показалось, у вас здесь как-то… уютнее. Татьяна посмотрела на неё с довольной улыбкой и добавила:
— Я маме скажу, пусть тоже подтягивается.
Ольга замерла у двери, не веря своим ушам.
— Что ты имеешь в виду под «останемся»?
Татьяна пожала плечами, словно это было совершенно естественно.
— Вы же сами говорили, что хотите помочь. Да и вообще — у вас тепло, не дует, соседи тихие. А у нас — тараканы, сырость, ссоры. Маме плохо, она снова измеряла давление — сто девяносто. Ей требуется покой. А у вас — именно это.
Она прошлась по кухне, открыла холодильник, заглянула в шкаф с чаем.
— Надо купить зелёного. Мамочка только его пьёт. Я принесу, не переживай.
— Подожди. — Голос Ольги дрогнул. — Ты не можешь просто так… остаться. Это наша квартира.
— Ну да. Но ты же не против? Мы ведь свои. Я не с улицы. Ты же у нас человек с сердцем.
Вечером Ольга поведала всё Игорю. Он молча слушал, потом встал и начал тщательно собирать инструменты с полки.
— Что ты затеял?
— Начинаю ремонт.
— Прямо сейчас?
— Завтра с утра будет перфоратор, грязь, треск по всей Одессе. Я даже в туалете протяну удлинитель и просверлю стены там. Пусть у мамочки давление подпрыгнет ещё выше. Зато появится шанс избавиться от этих паразитов.
Ольга хотела возразить, но промолчала. Он был прав.
Утром всё гремело. Игорь колотил по стенам, словно одержимый. Соседи жаловались, но он лишь кивал: «Ремонт». Татьяна стояла на пороге, бледная от гнева:
— Это подло! Мамочка не сможет жить в таком шуме!
— Это не гостиница, Татьяна, — Игорь даже не остановился. — Это наш дом. Мы ведём ремонт.
— Мы вас по-человечески просили!
— А мы по-человечески отказали.
— Хорошо! — выкрикнула Татьяна. — Живите в бетоне. Но запомните: после такого никто вам добром не ответит.
Они ушли, со стуком дверей и обиженными лицами. Но в тот же вечер Татьяна позвонила Ольге:
— Мамочка плохо себя чувствует. Мы всё равно к вам придём. Ты не выгонишь больного человека на улицу?
Ольга молчала.
— Я тебя просила, как подруга.
— Но ты не подруга. Ты переступаешь границы.
— Границы? — голос Татьяны зазвенел визгливо. — Какие границы? Мы живём здесь как одна семья, а ты мне — про границы?
— Ты никогда не интересовалась, удобно ли нам. Ты просто ставишь нас перед фактом.
— А ты — неблагодарная. Помнишь, как я тебе блины приносила?
— Из моих продуктов, Татьяна.
На том конце повисла тишина. Затем Татьяна коротко бросила:
— Ну и оставайся одна в своей стерильной клетке.
Ольга повесила трубку. Её руки дрожали. Внутри бурлило — злость, вина, обида. Но вместе с тем появилась странная лёгкость. Как будто она наконец вырвалась из липкой паутины чужого «добра».