Тот вечер ничем не отличался от множества предыдущих. Я допивала чай на кухне, глядя сквозь стекло на засыпающий город. Из спальни доносился монотонный гул телевизора — Алексей смотрел новости. За семь лет совместной жизни я научилась улавливать малейшие изменения в его настроении. И вот теперь, по тому, как он выключил звук и зашаркал тапками по коридору, я сразу поняла: грядёт «важный разговор».
Он появился в дверях с тем самым выражением лица, которое всегда предвещало «единственно верное решение» — взгляд поверх очков и напряжённые губы. Я отложила книгу в сторону, чувствуя знакомое тревожное покалывание внутри. Последний такой разговор закончился покупкой новой стиральной машины для его матери — прежняя, двухлетняя, по её мнению, была «слишком примитивной».
«Елена, нам нужно серьёзно поговорить», — произнёс он и опустился на край кровати. Его голос звучал медленно и нарочито спокойно, будто он объяснял что-то непонятное ребёнку. Я молча сжала край покрывала в пальцах. «Мы с мамой обсудили вопрос твоей квартиры… той самой, что тебе досталась от бабушки».
В горле тут же образовался тугой комок. Та однокомнатная квартира в старом районе была для меня не просто жилплощадью — это было моё убежище. Там всё хранило отпечаток бабушки: запах её пирогов витал даже спустя годы, полки были заставлены её книгами, а на стене висел выцветший ковёр с оленями — напоминание о детстве. Мы сдавали жильё молодым преподавателям из университета — эти деньги хоть и небольшие, но были моей личной финансовой опорой.
«Слушай дальше», — продолжил Алексей уже без попыток установить зрительный контакт. — «Дарина сейчас ютится с тремя детьми в съёмной конуре, у Сергея нет средств — ипотека душит их со всех сторон. А у нас целая квартира простаивает без дела! Это нерационально… точнее сказать — несправедливо! Ты должна оформить дарственную на мою сестру: она многодетная мать!»
Последние слова он произнёс резко и уверенно, словно оглашая постановление суда. В комнате воцарилась вязкая тишина с металлическим привкусом напряжения. Я смотрела на человека, с которым делила жизнь семь лет: мы спали в одной постели, я готовила ему завтраки и выслушивала бесконечные истории о его работе… А теперь передо мной сидел кто-то чужой. В его голосе не было ни просьбы, ни сомнения — только сухая категоричность.
«Ты… что?» — только это мне удалось прошептать сквозь стеснённую грудь.
«Не драматизируй!» — отмахнулся он раздражённо рукой так же легко, как если бы прогонял назойливую муху. — «Ты ведь ей всё равно не пользуешься! Мы здесь живём вместе! Мы семья! А семья должна поддерживать друг друга! Это наш общий долг».
«Общий долг?» — повторила я механически и медленно поднялась с кровати; ноги подкашивались подо мной. — «Алексей… это моя квартира».