Во времена, когда я жил в Киеве, я женился на женщине с тремя детьми. Им никто не оказывал помощи… Они были совсем одни…
Впервые я встретил её в овощном магазине. Она стояла у кассы, пересчитывая мелкие деньги — хотела приобрести пару килограммов картофеля. Мальчик примерно шести лет держал сестрёнку за руку, а младший малыш тихо плакал, сидя у неё на бедре.
— Мне не хватает трёх копеек, — обратилась она к продавщице с извинением.
Продавщица махнула рукой:
— Ладно, забирай. Но в следующий раз приноси точную сумму.
Я стоял сзади, в руке держа банку томатной пасты. Не выдержал — подошёл, достал гривню и положил её на прилавок.
— Оставьте на завтра, вдруг и тогда не хватит, — улыбнулся я.
Она посмотрела на меня — уставшими, растерянными глазами. Но спасибо так и не произнесла, лишь кивнула. Тогда я ещё не осознавал, насколько этот кивок запечатлится в моей душе.
Её звали Тамара. Ей было двадцать девять лет, трое детей — от мужа, погибшего на стройке. Родных у неё не осталось, мать умерла рано, а отец где-то пропал в пьянстве. Они жили в общежитии, в крошечной комнате на пятом этаже, где обои отклеивались от стен, а окно продувало даже летом.
Мы встречались несколько раз на улице — случайно, но всё чаще. Однажды я помог донести сумку, в другой раз починил кран в их комнате, потом приносил мешок угля, когда на заводе давали топливо.
Я не понимал, почему мне так важно было навещать их. Возможно, потому что сам вырос сиротой. Или потому, что в её взгляде была такая тишина, которую хотелось оживить.
Когда я предложил ей выйти за меня замуж, она сначала молчала. Потом сказала:
— Ты осознаёшь, что берёшь не только меня?
— Осознаю. И принимаю это с радостью.
Я забрал их всех к себе. У меня была двухкомнатная квартира — не роскошная, но тёплая, светлая и, главное, уютная. Соседи косились: мол, трое чужих детей… зачем? А я просто жил. Впервые по-настоящему.
Мы вместе воспитывали детей. Они называли меня папой — не сразу, но однажды, в один вечер, все трое подошли, обняли и сказали:
— Спасибо, папа.
Я стоял молча. Потому что в горле стоял ком, а сердце принимало их всех, как родных. Навсегда.
Старшие ребята быстро повзрослели. Помню, как Игорь, самый старший, в первый же месяц жизни с нами подошёл и спросил:
— А вы отпустите меня в армию, если призовут?
— Конечно, — ответил я. — Но сначала научу тебя бриться. Что ты за солдат без усов?
Он впервые улыбнулся. Тогда я понял: лёд начал таять.