Она не знала, сколько времени провела, уставившись в пустоту. Пять минут, десять, полчаса — минуты растекались бесследно.
В комнату вошёл он и замер у дверного проёма. Ирина не повернула голову, однако ощущала его взгляд, пронизывающий затылок — холодный, пронзительный, чуждый. Он молчал, и это молчание было хуже всяких упрёков. Он предоставлял ей пространство, чтобы осознать всю тяжесть своего проступка. Наконец, когда воздух в комнате стал столь густым, что казалось, его можно разрезать ножом, он произнёс слова. Его голос звучал ровно, без оттенка чувств, что делало его особенно зловещим.
— Ты немедленно позвонишь Светлане и принесёшь извинения.
Это не был простой приказ. Это был ультиматум. Точка невозврата, которую он сам, своими руками, провёл между ними. Ирина медленно, словно с неохотой, обернулась к нему. Она вгляделась в его лицо — чуждое, застывшее, с плотно сжатыми челюстями и белыми пятнами вен у висков. Перед ней не стоял муж, не Алексей, который всего час назад светился энтузиазмом. Сейчас перед ней был представитель клана, пришедший требовать сатисфакции за оскорблённую сестру.
— Извиниться? — переспросила она ровным тоном, без намёка на вызов, словно уточняя незначительный нюанс. — За что именно? За то, что я отказалась быть бесплатным грузчиком и аниматором на её празднике? Или за то, что я ставлю здоровье своего будущего ребёнка выше её предсвадебного волнения? Прошу, уточни формулировку — я хочу быть максимально точной в своих извинениях.
Её спокойствие, её холодная, расчётливая логика вывели его из состояния подавленного гнева. Он приблизился, и его лицо исказилось.
— Ты довела её! Она звонит мне и плачет! Ты наговорила ей гадостей, унизила её! Она готовится к свадьбе, ей нельзя нервничать, а ты устраиваешь… вот это всё! Из-за чего? Из-за каких-то пакетов, которые я сам пообещал донести? Ты просто не хотела, чтобы у неё был хороший праздник! Ты просто ненавидишь мою семью!
Он выплёскивал слова, комкая их от ярости. Он ходил по комнате, сбегая от стены к стене, как зверь в ловушке, и с каждым шагом его обвинения становились всё более абсурдными и оторванными от реальности. Ирина наблюдала за ним, и впервые за время ссоры ей не было больно и не обидно. Она не испытывала никаких чувств, кроме странного, отстранённого любопытства, словно энтомолог, изучающий поведение необычного насекомого. Она видела не своего мужа, а тридцатилетнего мальчика, топающего ногами из-за обиды на сестру.
Она дождалась, когда он выдохнется и замрёт посреди комнаты, тяжело дыша. Тогда она нанесла свой удар. Он не был громким или резким. Он прозвучал тихо, точно и окончательно.
— Алексей, садись, — произнесла она. Он так удивился её тону, что автоматом опустился в кресло напротив. — Я только что смотрела на тебя и впервые за долгое время подумала не о Светлане, не о её девичнике, и даже не о себе. Я задумалась о том, каким ты будешь отцом.
Он поднял на неё непонимающий взгляд. Он ждал всего угодно — продолжения спора, обвинений, упрёков. Но не этого.
— И знаешь, что я осознала? — продолжила Ирина так же тихо, глядя прямо в глаза. — Ты будешь таким же, как сейчас. Когда наш ребёнок заболеет, а твоей маме потребуется срочно отвезти рассаду на дачу, ты отправишься на дачу. Потому что маме нельзя отказывать. Когда у нашего ребёнка состоится первый утренник в саду, а твоему брату понадобится помощь в гараже, ты пойдёшь в гараж. Потому что брату надо помочь. Ты привьёшь нашему ребёнку главное правило своей жизни: собственные нужды, здоровье, семья — всё второстепенно. Главное — чтобы были довольны другие, те, кто был в твоей жизни до нас. Ты готов рискнуть моим здоровьем ради каприза сестры. Скажи мне, что не поставишь здоровье нашего ребёнка под угрозу ради дня рождения дяди? Ты не сможешь мне этого сказать. И не сможешь пообещать. Потому что ты именно такой.
Она замолчала. В комнате не царила тишина. Там была пустота. Разрушительная пустота на месте того, что ещё утром называлось их семьёй. Алексей сидел в кресле, полностью подавленный. Он не мог возразить, потому что она не обвиняла. Она лишь констатировала факт. Она вынесла приговор, основанный не на чувствах, а на холодном анализе его сущности. И он знал, что она права.
Ирина отвернулась к окну. Ссора завершилась. Всё было кончено. Он всё ещё находился в комнате, но для неё его уже не было. Остался лишь чужой, слабый мужчина, отец её будущего ребёнка, которому она никогда больше не сможет доверять…