— На половину имущества, нажитого до брака? — спокойно уточнила Вера. — Изучите законодательство, Люба.
Через семь дней состоялось первое слушание по делу о разводе. Богдан пришёл вместе с матерью и сестрой. До начала заседания он попытался поговорить с Анастасией:
— Настя, пожалуйста, прости меня. Я вспылил. Давай всё обсудим без крика.
— Уже поздно, — отрезала она.
— Но мы ведь прожили вместе два года! Разве это ничего не значит?
Анастасия внимательно посмотрела на него. Когда-то он казался ей идеалом: привлекательный, уверенный в себе, из «приличной семьи». Она же — сирота, воспитанная бабушкой — верила, что ей повезло. Как же она ошибалась.
— Значит. Это значит только одно: я потратила два года впустую.
Развод оформили спустя месяц. Богдан не получил ни копейки — квартира осталась в собственности Анастасии как приобретённая до брака. Он пытался доказать своё участие в ремонте, но у него не было ни одного подтверждающего документа. Все расходы Анастасия оплачивала сама и сохраняла чеки — привычка её бабушки.
Выселение происходило при участии судебных исполнителей. Богдан собирал вещи под их присмотром, а Люба кричала с лестничной площадки проклятия:
— Ты ещё пожалеешь! Сдохнешь одинокой старухой!
— Лучше быть одной, чем жить с вашим сыном! — бросила Анастасия и захлопнула дверь.
На новой работе всё складывалось удачно. Зарплаты хватало на ремонт квартиры без ущерба для бюджета; бабушкина мебель после реставрации заиграла новыми красками и оказалась настоящей антикварной ценностью. Детский отдел библиотеки под её руководством начал процветать. Павел оказался отличным начальником: ценил инициативу и профессионализм сотрудников.
Через полгода Анастасия узнала от общих знакомых: Богдан снова женился — на девушке из состоятельной семьи. Однако уже спустя пару месяцев тесть выставил его за дверь после того как узнал о попытке зятя оформить квартиру дочери на себя.
Ганна так и не смогла погасить кредит: банк забрал машину. Она продолжала жить с матерью, ежедневно выясняя отношения в громких скандалах.
Люба заметно постарела и стала ещё более ожесточённой. Соседи рассказывали Вере, что та часто стоит у подъезда и бормочет проклятия в адрес «этой ведьмы Анастасии», которая якобы разрушила судьбу её сына.
А сама Анастасия… Вечером она сидела у себя дома с чашкой чая в руках — той самой фарфоровой чашкой бабушки — и читала книгу при мягком свете лампы. На столе лежало приглашение выступить с докладом о современных методах работы с детьми на конференции в Днепре. Рядом лежали билеты в театр на завтрашний вечер — для неё и Веры.
Сквозь окно заглядывала луна, освещая фотографию на стене: Анастасия с бабушкой десять лет назад в этой комнате; старушка обнимала внучку и улыбалась ей тепло.
— Спасибо тебе, бабушка… За дом, за уроки жизни… За силу духа… Я защитила наш очаг, — прошептала она тихо.
Телефон издал сигнал нового сообщения от незнакомого номера: «Анастасия, это Богдан… Можем встретиться? Очень нужна помощь… Срочно нужны деньги».
Она усмехнулась про себя и удалила сообщение без колебаний. Затем добавила номер в чёрный список.
На кухонном столе стояла вазочка со свежими пионами — она купила их сегодня просто так, чтобы поднять себе настроение. В холодильнике охлаждалось шампанское: завтра Вера придёт отпраздновать её повышение до заместителя директора библиотеки.
Жизнь постепенно входила в новую фазу: без Богдана, без его токсичных родственников и унижений; без борьбы за то, что по праву принадлежало ей одной.
— НЕТ! — произнесла вслух Анастасия в тишину своей квартиры. — Больше никто не будет решать за меня или посягать на мой дом! НИКОГДА!
И это «никогда» прозвучало не как злость или обида… а как твёрдое обещание самой себе: жить достойно; уважать себя; больше никогда не позволять никому обращаться с ней несправедливо или уничижительно.
За окном медленно начинал падать снег… Белые хлопья ложились ровным покрывалом на крыши домов и улицы города… Начиналась новая глава её жизни – чистая страница новой судьбы…