— Андрей, я так и не поняла, где твоя Ольга?
Голос Тамары Сергеевны в телефонной трубке был натянут, словно тугая струна, готовая вот-вот порваться. Андрей отвлёк взгляд от таблицы с годовым отчётом, в которой цифры мгновенно потеряли всякое значение, и сжал переносицу. Он находился в своём шумном офисе, окружённый звуками клавиатур и монотонных разговоров; этот звонок был подобен сверлу, которое проникало прямо в голову.
— Мам, я на работе. Что случилось? — спросил он, стараясь сохранить ровный тон, хотя внутри уже закипало раздражение.
— Что случилось? Огурцы у меня случились! Целый таз! Я же говорила вчера, что сегодня буду заготавливать, просила её прийти помочь. Мне одной тяжело, спина ломит, а ей что, трудно матери помочь?
Тамара Сергеевна говорила так, словно её личная консервация огурцов имела государственное значение, которому должны подчиняться все — работа, личные дела, обычная усталость. Андрей представил эту сцену: мать на своей крошечной кухне, в фартуке, словно жрец, совершающая ритуал над банками и рассолом. И в этом таинстве непременно должна была участвовать Ольга, в роли послушной и молчаливой помощницы.
— Мам, ты же знаешь, у Ольги много работы, она задерживается до ночи. Она физически не может в середине рабочего дня бросить всё, чтобы возиться с банками.
Он пытался говорить спокойно, опираясь на логику и здравый смысл, но по короткой паузе на том конце провода понял, что разговаривает с глухой стеной. Тамара Сергеевна не воспринимала разумные доводы. Она слышала лишь свои желания.
— Работа у неё! — фыркнула мать, и в этом фырканье звучало столько пренебрежения к «работе» невестки, словно та не финансовые отчёты составляла, а в бирюльки играла. — А у меня что, не работа? С утра на ногах, всё для вас, неблагодарных, стараюсь! Чтобы зимой было что поставить на стол! А она, видишь ли, устала! В мои годы после смены на заводе я ещё и дом приводила в порядок, и ужин из трёх блюд готовила, и ни разу не жаловалась!
Этот разговор напоминал заезженную пластинку. Андрей знал наизусть каждую царапину и скрип на ней. Во рту оставался горький привкус недавнего разговора с женой. Неделю назад, после очередного звонка Тамары Сергеевны с требованием приехать и «помочь перебрать крупу», Ольга спокойно, без упрёков, посмотрела на него и сказала: «Андрей, я больше не могу. Я не девочка на побегушках и не бесплатное приложение к твоей маме. Я люблю тебя, но не собираюсь срываться по каждому её капризу, потому что у неё вдруг появилось настроение печь пироги или переставлять мебель. Это её жизнь, а у нас с тобой — своя». В её спокойствии была твёрдость, превосходящая любой скандал.
— Мама, она не придёт, — произнёс Андрей, и его голос, к его собственному удивлению, прозвучал решительно. Воспоминание о спокойном взгляде Ольги придало ему уверенности.
На том конце провода наступила пауза. Оскорблённое, тяжёлое молчание, словно мокрая шуба. Тамара Сергеевна осмысливала услышанное. Она была не привыкла к отказам, особенно в такой откровенной форме. Её мир, где все должны вращаться вокруг её нужд, дал трещину.
— Как это… не придёт? — в её голосе появились ледяные оттенки. — Это она тебе велела так сказать? Конечно, я так и думала.
— Это наше общее решение, — соврал Андрей, принимая удар на себя.
— Понятно, — протянула Тамара Сергеевна, и это «понятно» оказалось хуже любого крика. В нём звучала угроза, обещание будущих конфликтов и холодная, мстительная ярость. — Ну раз она такая занятая бизнес-леди, пусть хоть вечером забежит, пирожков мне принесёт, я рецепт нашла. Хоть какая-то от неё польза будет.
Не дожидаясь ответа, она повесила трубку. Короткие гудки в телефоне прозвучали словно выстрел стартового пистолета. Андрей сидел, глядя на потемневший экран смартфона. Облегчения не ощущалось. Он чувствовал надвигающуюся бурю. Это не был конец. Это было объявление войны.
Прошла неделя. Неделя глухого, вязкого молчания. Андрей не звонил, Тамара Сергеевна также молчала. Он почти позволил себе поверить, что мать, получив отпор, решила сделать паузу, возможно, даже задумалась. Эта наивная мысль была как тонкий лёд над бездонной трясиной. И этот лёд треснул во вторник, когда телефон завибрировал на рабочем столе. Имя «Мама» на экране больше не вызывало тёплых чувств. Оно порождало глухой, инстинктивный спазм в желудке.
— Андрей, мне срочно нужны мои таблетки от давления. Они закончились, — начала она без предисловий, тоном, не допускающим возражений.
— Хорошо, мам. Назови название и дозировку, я закажу доставку из аптеки, через час будут у тебя, — ответил он, уже предвидя её следующий ход.