— Ты хоть понимаешь, что холодильник у тебя пустует уже целую неделю? — голос Игоря прорезал тишину, резкий и холодный, словно февральский ветер. Он стоял в дверях кухни, не снимая изношенного драпового пальто, будто боялся застрять в этом месте — тоскливом, с облупившейся краской на стенах и запахом прогорклого подсолнечного масла.
Тамара молчала. Она сидела на табурете, обнимая колени, и следила за дрожащим солнечным зайчиком на потрёпанном линолеуме. За окном — воскресное утро, а в душе — поздняя ноябрьская слякоть. Даже чтобы что-то ответить, ей не хватало сил.
— Как так можно жить? — Игорь заглянул в пустую кастрюлю на плите, словно надеясь найти там хоть крупицу еды. — Ты хоть что-нибудь ешь?
Она лишь пожала плечами. Правда была проста: иногда перекусывала сухарём, иногда — нет. Как у многих. Только внутри будто что-то важное сломалось — то, что заставляло смеяться, хотеть борщ с пампушками, просто чувствовать себя живой.
Игорь — её старший брат. Единственный, кто ещё навещал. Приходил раз в месяц, словно в детстве, когда отец отправлял его проверить, не забыла ли она купить хлеб. Но отца уже нет. А Тамара жила словно в прозрачном коконе, где с каждым днём дыхание становилось всё труднее.
— Ладно, я принесу тебе продукты, — сказал он решительно, словно вынося приговор. — Картошку, гречку, тушёнку. Сваришь хоть суп. Обязательно. Поняла?
Тамара кивнула. Не из-за согласия — скорее от усталости. Внутри было пусто, словно в заброшенной даче, где паутина на окнах плотнее штор, а скрип половиц громче любого разговора.
Через полчаса он ушёл, оставив на столе сетку с продуктами и запах дешёвого одеколона «Саша». И привычные слова: «Держись». «Жизнь-то продолжается». «Всё наладится».
Когда дверь захлопнулась, Тамара поднялась. Медленно, будто боялась нарушить хрупкую тишину. Разложила покупки: мешок картошки, морковь, пачку масла «Крестьянское». И кусок свинины — свежий, с розоватым оттенком. Подошла к окну, открыла его и бросила мясо в снег. Затем закрыла створку, словно пряча внутри что-то важное. Остальное положила в холодильник. Не из упрямства — просто было стыдно, что этот кусок мяса выглядел живее, чем она сама.
Она работала удалённо — бухгалтером в фирме, о которой знала лишь по подписи в электронных письмах. Весь мир умещался на экране ноутбука, в числах и актах сверки. Цифры ложились в ровные строки, дебет сходился с кредитом, баланс всегда сходился. Иногда казалось, что жизнь можно свести к таким отчётам — где всё понятно: доходы, расходы, итог. Но в жизни ничего не сходилось. Потери не вписывались в баланс, а итог всегда оказывался в минусе, оставляя пустоту, которую ничем не заполнить.