На протяжении недели в доме царила тишина. Оленька не появлялась, Лариса не звонила. Марта даже немного расслабилась — казалось, что урок был усвоен. Она приобрела новый крем и отнесла блузку в химчистку (пятна удалось вывести, но надевать её всё равно не хотелось, и Марта решила выставить вещь на продажу через «Авито»).
В пятницу Данило отмечал день рождения. Планировался скромный семейный ужин. Весь вечер Марта провела у плиты: запекла утку, приготовила салаты. Она знала, что придут Лариса с Оленькой, и внутренне готовилась к возможной атаке.
Гости прибыли вовремя. Лариса сжала губы в тонкую линию, но поздоровалась и вручила сыну упаковку носков. Оленька была подозрительно оживлённой и тихой одновременно — чмокнула брата в щёку, буркнула Мартe «привет» и сразу же прошла в гостиную.
Вечер складывался спокойно: все ели, хвалили утку, обсуждали последние события. Марта даже начала думать, что возможно зря так напрягалась — может быть, родственники действительно осознали свои ошибки.
— Мне нужно припудрить носик… — пробормотала Оленька после третьего тоста и поспешно покинула стол.
Марта насторожилась.
— Туалет направо, — напомнила она.
— Да знаю я! Не ребёнок уже! — отмахнулась золовка.
Прошло пять… десять минут — Оленьки всё не было. У Мaрты закралось тревожное предчувствие. Она извинилась перед гостями и вышла в коридор. Дверь в туалет была приоткрыта, света внутри не было — пусто.
Сердце Мaрты екнуло. Она бросилась к спальне. Дверь оказалась закрытой изнутри; из-под неё пробивался свет.
— Оленька! Немедленно открой! — закричала она и забарабанила по двери кулаком.
— Сейчас-сейчас… Я переодеваюсь! — донёсся приглушённый голос изнутри.
— Что значит «переодеваешься»?! Это вообще-то наша спальня!
На шум прибежали Данило с Ларисой.
— Что опять случилось? Снова скандал? — запричитала свекровь.
— Она заперлась у нас в комнате! Данило, если она не откроет — ломай дверь!
Послышался щелчок замка, дверь распахнулась… На пороге стояла Оленька в туфлях Марты — тех самых итальянских лодочках на шпильке из Милана за бешеные гривны. Размер был тридцать седьмой; у золовки же тридцать девятый да ещё широкая стопа…
Оленька переминалась с ноги на ногу; лицо её исказилось от боли, но она попыталась натянуть улыбку:
— Ну как тебе? Смотрятся шикарно же? Я просто примерить хотела… К моему платью идеально подходят…
Марта опустила взгляд на туфли: кожа была перекошена до неузнаваемости, задники смяты внутрь, бока туфель распирало так сильно, будто они вот-вот лопнут по швам.
— Снимай… — прошептала она едва слышно; голос предательски дрожал.
— Ой да брось ты! Я всего лишь хотела их на вечер взять… Завтра свидание… — начала было Оленька оправдываться.
Но тут Марта взорвалась так громко, что стеклянные дверцы серванта задрожали:
— СНЯ-МАЙ!!! ТЫ ИХ ИСПОРТИЛА!!! РАСТЯНУЛА!!! ЭТИ ТУФЛИ СТОИЛИ ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ!!!
С тех пор над их домом повисло молчание… Но каждый раз проходя мимо закрытого шкафа с обувью, Марта будто бы слышит еле уловимый шёпот золовки:
«В следующий раз возьму только кроссовки».