— Полина поживёт у нас, пока не устроится на работу. Это не обсуждается — я в этом доме главный.
Иван с размаху швырнул на паркет прихожей дешевую спортивную сумку «племянницы». Сделал это с таким самодовольным видом, словно сам стелил этот пол, лично выбирал узор укладки и платил мастерам из собственного кармана.
Сумка глухо шлёпнулась, оставив грязный мокрый след — с утра моросил ледяной ноябрьский дождь, превративший наш посёлок в сплошную жижу.
Я промолчала. Не потому что уступила. Просто в моей профессии — а я уже пятнадцать лет возглавляла административный отдел крупной частной клиники — умение выдержать паузу ценилось выше любых слов.
Молчание позволяет увидеть то, что другие стараются скрыть.
Я наблюдала за Полиной. Ей было от силы двадцать три или двадцать четыре года. Для «племянницы из Кагарлыка», о которой муж вдруг вспомнил только вчера вечером, она держалась слишком уверенно.
Она не жалась к стенке, не теребила ремешок сумки. Она осматривалась. Её взгляд скользил по картинам на стенах, по лестнице на второй этаж, по итальянской консоли так внимательно, будто мысленно прикидывала: не пора ли тут всё обновить?
— Ирина, ты меня слышишь? — в голосе Ивана прорезались визгливые нотки — именно такими он обычно отчитывал кладовщиков на складе. — Девочке нужна поддержка. Родных бросать нельзя.
— Конечно, Иван, — ответила я спокойно и ровно. — Родных бросать нельзя. Проходи, Полина. Гостевая комната наверху справа. Постельное бельё лежит в комоде.
Иван шумно выдохнул и расправил плечи: очередная победа за ним. В его тщательно выстроенной картине мира за последние двадцать лет он был щедрым главой семьи, а я — надёжным тылом.
Он так увлёкся этой ролью, что напрочь забыл об одной детали: основание его трона принадлежало вовсе не ему.
Ужин прошёл под гнетущей маской показного благополучия. Иван наливал вино по бокалам, громко смеялся и рассказывал Полине о «своём» бизнесе и о том, как непросто развивать логистику во времена кризиса.
— Иван Борисович, вы такой сильный человек… — Полина смотрела на него пристально и без моргания. В её взгляде сквозило восхищение — но какое-то плоское и натянутое: словно продавец расхваливает клиента в дорогом бутике одежды. — А Ирина… она просто помогает вам расслабиться?
Я аккуратно нарезала мясо ножом.
— Ирина работает, Полина,— произнесла я спокойно и даже без намека на эмоции.— Чтобы Иван мог чувствовать себя сильным мужчиной.
Муж поперхнулся от неожиданности и тут же хлопнул меня по плечу:
— Ирка у меня скромница! Администратор от бога! Но ведь без мужского плеча никак… Женщине нужен капитан!
Я перевела взгляд на свою руку под его ладонью. Кожа у него ещё сохраняла упругость, но мне она была до боли знакома: эта рука лениво переключала каналы телевизора вечером, пока я сводила месячные расходы; эта же рука прятала телефон экраном вниз всякий раз при позднем сообщении.
Нам обоим уже перевалило за пятьдесят. Только я свои годы воспринимала как капитал и ресурс; а Иван пытался их списать как убыток — омолаживаясь за счёт таких вот «племянниц».