— Помогать — значит, когда я сама определяю, что могу и хочу сделать. А не когда за моей спиной раздают мои ключи, вещи и жильё, будто я — просто фон. И, кстати, когда ты собирался мне всё это объяснить? После свадьбы? Когда я вернусь из загса и обнаружу Анну с чемоданами в прихожей?
Он замолчал.
Молчание затянулось.
— Так ты действительно не планируешь переезжать? — наконец спросил он.
— Нет, Илья. И, честно говоря, теперь я уже не уверена, что хочу выходить за тебя замуж.
Он резко поднял голову.
— Что?
— Ты не только не защитил меня. Ты даже не посчитал нужным поговорить. Решил всё сам. Или с мамой. Но не со мной. И если сейчас, на пороге брака, ты позволяешь матери управлять твоей жизнью — что будет дальше? Кто будет решать, когда нам рожать? Где учиться нашим детям? Сколько я могу работать?
Он опустился на край дивана, спрятав лицо в ладонях.
— Я не хотел всего этого. Просто хотел, чтобы всем было удобно…
— Удобно? — переспросила Тамара. — А мне удобно? Мне удобно, что в моём доме кто-то роется в моих вещах? Что меня выставляют как ненужный предмет, потому что у кого-то проблемы с жильём? Мне удобно, что мой будущий муж молчит, когда я в панике набираю его номер?
Он молчал.
Тишина снова опустилась на квартиру. Та самая, тревожная. В ней уже не было доверия. — Так что ты предлагаешь? — тихо спросил он, не поднимая взгляда.
— Предлагаю подумать, Илья. Тщательно. Если ты хочешь, чтобы у нас была семья, ты должен понять: семья — это мы с тобой. Не ты и мама. Не ты и Анна. Не ты и «удобно всем». Если ты не готов стать самостоятельным — мне не по пути.
Он сидел неподвижно. Потом медленно кивнул, встал и подошёл к двери.
— Мне нужно всё обдумать, — глухо произнёс он, уже на пороге.
— Подумай. Только не слишком долго.
Он ушёл.
В тот же вечер Тамара сидела на подоконнике с чашкой чая и смотрела на улицу. Городок жил своей привычной жизнью. Дети катались на самокатах. Пожилая пара кормила голубей. Молодая женщина катала коляску. Всё было обыденно — и в то же время очень правильно. Её квартира снова обрела тишину. Свою. Без вторжений. Без чужих коробок. Без навязанных решений.
Телефон завибрировал — сообщение от Ильи.
«Прости. Ты права. Мне нужно разобраться в себе. И я не имею права распоряжаться тем, что принадлежит тебе. Если решишь, что нам по пути — я готов начать всё с нуля. Только честно. Без давления. Без мамы. Только ты и я».
Тамара долго смотрела на экран. Не спешила отвечать.
Потому что впервые за долгое время у неё не было страха. Не было паники. Не было сомнений.
Была лишь уверенность: с ней нельзя обращаться как с вещью. Ни одной свекрови. Ни одному жениху. Ни при каких обстоятельствах.
И это уже была победа.
Прошла неделя.
Свадьба должна была состояться в субботу. Ресторан оплачен. Платье висело в шкафу. Гости уже начали подтверждать своё участие. Но в квартире Тамары не было ни сборов, ни суеты, ни звонких разговоров подруг. Только тишина, в которой она пыталась разобраться в себе — и в нём.
Илья не появлялся.
После того сообщения, где он обещал «начать всё заново», она не отвечала. Не из-за злости — нет. Ей нужно было больше, чем извинения. Ей хотелось увидеть его поступки. А не просто слова, написанные между совещаниями.
Однако однажды он всё же пришёл.
В пятницу. За день до свадьбы.
Дверь открылась после настойчивого звонка. Илья стоял с двумя пакетами. В одном — коробка с шоколадными пирожными, в другом — аккуратно перевязанный белый конверт.
— Я не знаю, захочешь ли ты меня слушать. Но я должен был прийти, — произнёс он сдержанно.
Тамара молча отодвинулась, впуская его. Он поставил пакеты на стол, выпрямился и посмотрел ей в глаза. — Я отменил свадьбу.
— Что?