Вам у нас понравится!
— Пересолено. Людмила всегда пробовала блюдо несколько раз, прежде чем добавлять соль.
Всеволод произнёс это, не отрывая взгляда от тарелки с самым обычным картофельным пюре. Его голос оставался ровным, он даже не взглянул на Оксану. Это было сухое замечание, будто он озвучил температуру за окном. Но для Оксаны эти слова прозвучали как пощёчина — холодная и унизительная. Они повисли в тишине кухни, как капли яда, и она почувствовала, как внутри всё сжалось в тугой узел. Не говоря ни слова, она кивнула и продолжила мыть посуду, ощущая на себе его тяжёлый взгляд — немой упрёк.
Шёл уже второй год войны. С тех пор, как после смерти Людмилы убитый горем Всеволод перебрался к ним. Арсен настоял: нельзя оставлять отца одного в пустой квартире, где каждый угол напоминает о маме. Тогда Оксана согласилась — ей было искренне жаль старика. Она видела его потерянность и одиночество и решила окружить его вниманием и теплом, помочь пережить утрату. Как же она тогда заблуждалась.
Очень скоро стало ясно: её здесь не воспринимают как хозяйку дома — скорее как временную гостью на чужой территории. Каждое её движение подвергалось молчаливому анализу и неизменно сравнивалось с идеалом — тем, как всё делала «его Людмила». Приготовила борщ? У Людмилы он был насыщеннее и ароматнее. Погладила Арсену рубашки? У Людмилы воротнички были безупречно выглажены до стойкости. Купила новый чайный сервиз? У Людмилы был изысканный фарфор — не эта «грубая фабричная посуда».
Всеволод никогда не повышал голос — его оружием была молчаливая неприязнь. Он мог часами сидеть в своём старом кресле (том самом, что они перевезли из его квартиры) и безмолвно наблюдать за тем, как Оксана убирается по дому. Он не мешал ей — но и не помогал; просто присутствовал рядом словно живое напоминание о её несоответствии стандартам покойной жены сына. Иногда он подходил к серванту, доставал статуэтку или вазочку — одну из тех вещей, которые когда-то покупала Людмила,— протирал её носовым платком (Оксана знала: тоже подарок от неё), а затем ставил обратно с тихим вздохом сожаления. Этот вздох звучал громче любого упрёка.
Арсен оказался между двух сторон: любящий муж для Оксаны и преданный сын для Всеволода. По вечерам, когда отец уходил к себе в комнату, он обнимал жену и шептал:
— Оксаночка… ну ты же понимаешь… ему тяжело сейчас… Он до сих пор не может оправиться… Просто постарайся не обращать внимания…
И она старалась игнорировать колкие взгляды и молчаливые укоры. Сжав зубы, продолжала свою невидимую борьбу за право быть хозяйкой под этой крышей: мыла до блеска полы, натирала мебель до зеркального отражения, готовила блюда так тщательно, словно участвовала в конкурсе поваров высшего класса. Она стремилась не заменить Людмилу — а превзойти её во всём; победить призрак на его собственной территории.
Сегодня исполнялся ровно год со дня смерти Людмилы. С утра Всеволод был особенно мрачен: отказался от завтрака и пил только чёрный кофе с отсутствующим взглядом в одну точку стены. Весь день просидел в кресле молча — будто замер во времени.
Оксана понимала: сегодняшний ужин станет решающим моментом их негласной войны за признание.
Идея пришла неожиданно: она вспомнила о старинной поваренной книге — той самой толстой тетради в коленкоровом переплёте с пожелтевшими страницами,— которую Арсен принёс вместе с вещами отца после переезда из квартиры Всеволода во Львове.
Это была личная кулинарная летопись матери Арсена: страницы пахли ванилью вперемешку со временем; чернила выцвели местами до полупрозрачности; поля испещрены пометками; кое-где остались следы масла или варенья… Это было больше чем сборник рецептов — это была Библия от Людмилы.
Оксана перелистывала страницы мимо простых салатов или супов – ей нужно было что-то особенное… И вот оно! «Утка с яблоками и черносливом» – рецепт занимал целую страницу убористого почерка хозяйки дома прошлого поколения.
Под рецептом жирной линией было выведено: «Любимое блюдо Всеволода». Это был знак судьбы.
Она решила приготовить именно это – строго по инструкции – использовать оружие противника против него самого… Сегодняшний ужин должен был стать её вызовом призраку прошлого.
К семи вечера квартира наполнилась густым ароматом запечённого мяса вперемешку со сладостью яблок и пряными нотками специй – запах был настолько насыщенным и уютным одновременно, что казалось – он способен вытеснить даже самую давнюю тоску из этих стен.
Оксана накрыла стол особенно торжественно: белоснежная скатерть (та самая праздничная), отполированные приборы сверкали отражением лампы; тонкие бокалы стояли точно по центру каждого прибора… А посредине стола – скромный букет хризантем в любимой хрустальной вазе покойной Людмилы…
Она сделала всё возможное для того чтобы этот вечер стал символическим жестом примирения между прошлым и настоящим…