Сергей оказался высоким парнем около двадцати пяти лет, с татуировками на руках и добрыми, смеющимися глазами. Он пришёл на следующий день с небольшим синтезатором под мышкой. Тамара Сергеевна встретила его с недоверием — для неё он был представителем чуждого, непонятного поколения.
— Здравствуйте, Тамара Сергеевна! — бодро произнёс он. — Меня зовут Сергей. Давайте вместе вернём вашу внутреннюю рок-звезду на сцену!
Она лишь скептически усмехнулась. Но Сергей не из тех, кого легко смутить. Он не стал изнурять её распевками. Просто сел за синтезатор и начал наигрывать знакомые мелодии — «Машину времени», «Воскресение».
— Помните? — поинтересовался он.
Она кивнула.
— Давайте попробуем просто негромко промычать мелодию. Как будто колыбельную поёте. Главное — дышать животом. Вот так, положите руку. Чувствуете?
Он был невероятно деликатен и осторожен. Не заставлял, а предлагал. Не поучал, а помогал вспомнить.
И спустя полчаса случилось чудо. Тамара Сергеевна сначала неуверенно, а затем всё смелее стала подпевать. Голос был слабым, дрожащим, но в нём уже угадывалась былая сила и чистый, красивый тембр.
— Вот оно! — обрадовался Сергей. — Слышите? Голос есть! Он просто спал. Теперь наша задача — разбудить его аккуратно.
Занятия проходили три раза в неделю. Илье мы говорили, что это дыхательная гимнастика, назначенная врачом для укрепления лёгких, что в целом было близко к правде.
Эти уроки стали для Тамары Сергеевны глотком свежего воздуха. Она с нетерпением ждала прихода Сергея, готовилась к занятиям, даже начала немного прихорашиваться перед его визитами.
В один из дней я зашла в комнату во время урока. Они разбирали песню Цоя «Кукушка». Тамара Сергеевна сидела на кровати с закрытыми глазами и тихо напевала: «Песен еще ненаписанных, сколько? Скажи, кукушка, пропой…».
В этот момент я увидела не больную старушку, а ту самую девочку с гитарой со старой фотографии. В её слабом голосе было столько боли, прожитой жизни, невысказанной тоски, что у меня по щекам покатились слёзы.
Сергей заметил моё состояние. Когда урок закончился, и Тамара Сергеевна, уставшая, но счастливая, уснула, он подошёл ко мне на кухне.
— Вы большая молодец, — тихо сказал он.
— Я? Я ничего особенного не делаю.
— Вы делаете главное. Вы дали ей этот шанс. Знаете, я много с кем занимаюсь. С молодыми ребятами, которые мечтают о славе и деньгах. А у неё… у неё в голосе есть правда. Этого не купишь и не натренируешь. Это жизнь. Спасибо, что позволили мне прикоснуться к ней.
После его ухода я ещё долго сидела в тишине. Наша безумная затея обретала форму. Мы сделали первый, самый трудный шаг. И хотя впереди оставалось много неизвестного, я знала одно: мы движемся в правильном направлении. Это было нужно не только ей. Это было нужно и мне — чтобы увидеть в монстре человека, чтобы разрушить стену и построить мост.
***
Прошёл месяц. Месяц странной, двойной жизни. Днём я работала, отвечала на письма и звонки, а вечерами мы с Тамарой Сергеевной и Сергеем погружались в атмосферу рок-н-ролла.
Илья ничего не замечал. Он видел, что маме становится лучше — у неё появился румянец, в глазах загорелся интерес к жизни — и объяснял это «эффективной дыхательной гимнастикой». Он даже благодарил меня за то, что я нашла такого «хорошего специалиста». Я чувствовала себя заговорщицей, но понимала, что так надо. Правда могла его сломать.
Голос Тамары Сергеевны с каждым днём становился крепче. Сергей был настоящим волшебником. Он нашёл свой уникальный подход. Они не столько занимались вокалом, сколько общались. Он расспрашивал её о молодости, о группе, о песнях, которые они исполняли.
И она, к моему удивлению, рассказывала.
— Мы были такие наивные, — говорила она с улыбкой. — Думали, что нашей музыкой перевернём мир. Репетировали в подвале общежития, где вечно пахло сыростью и прорванной трубой. Инструменты были — сплошное барахло. Гитара постоянно не настраивалась, барабаны сделаны из картона, кажется. Но нам было всё равно. У нас был драйв.
Она рассказывала о первом концерте на студенческой весне, о том, как от страха дрожали коленки, но стоило взять первую ноту — страх уходил. Говорила о парне, который писал для неё песни, и о том, как мечтали уехать в Одессу, в знаменитый рок-клуб.
— А потом я встретила твоего свёкра, — обращалась она ко мне, и голос её становился теплее. — Виктор был такой… надёжный. Правильный. Он говорил о будущем, о семье, о квартире. А ребята из группы думали только о следующем концерте. И я испугалась. Испугалась этой неопределённости, этой вечной бедности.
Я выбрала стабильность. И каждый день потом убеждала себя, что поступила правильно.
Я слушала её, и передо мной рушился образ деспотичной свекрови. Я видела женщину, которая сделала сложный выбор и всю жизнь несла его тяжесть.
Вся её строгость к другим и ко мне, стремление к идеальному порядку, к «правильности» — всё это было лишь отчаянной попыткой убедить себя, что её решение было верным.
Она похоронила ту девочку с гитарой, но призрак той девчонки преследовал её всю жизнь, и она отчаянно отбивалась от него, выстраивая вокруг себя стену из правил и упрёков.
— Песню мы выбрали, — сказала она однажды. — Это будет «Звезда по имени Солнце».
— Цой? — удивился Сергей. — Сложный выбор. Справитесь?
— Справлюсь, — твёрдо ответила она. — Это была любимая песня… того парня, что писал для меня тексты. Он говорил, что она про нас. Про тех, кто готов сгореть, лишь бы светить.
Но чем ближе мы приближались к цели, тем труднее ей становилось. Наступил кризис. Однажды я зашла в комнату и увидела, что она плачет. Тихо, беззвучно, просто слёзы текли по щекам.
— Что случилось? Вам плохо? — спросила я.
— Я не смогу, Ольга, — прошептала она. — Это всё глупости. Старая дура возомнила о себе невесть что. Кому это нужно? Кто станет слушать, как хрипит развалина? Я опозорюсь. И тебя опозорю.
Страх, тот самый, что заставил её сорок лет назад продать гитару, вернулся. Страх быть смешной, непонятой, осуждённой.
— Тамара Сергеевна, послушайте, — я села рядом и впервые взяла её за руку. Её ладонь была сухой и прохладной. — Вы делаете это не для кого-то. Не для публики, не для меня, не для Ильи. Вы делаете это для себя. Для той восемнадцатилетней Тани, которую предали. Вы должны ей это. Один шанс. Какая разница, что подумают другие? Главное, что подумает она, та девчонка. Она ждала этого сорок лет. Вы не можете снова её обмануть.
Она посмотрела на меня долгим, пронзительным взглядом. В её глазах боролись страх и надежда.
— Ты… ты правда так думаешь?
— Я знаю, — твёрдо ответила я. — Мы доведём это до конца. Вместе.
В тот вечер что-то окончательно изменилось. Она перестала называть меня «Олечка» с ядовитой сладостью. Начала обращаться просто Ольга. А я поймала себя на мысли, что мысленно называю её не «Тамара Сергеевна», а «тетя Таня». Стена между нами рухнула. И на её развалинах мы строили нечто новое. Хрупкое, но настоящее. Доверие.
***
Теперь, когда песня была выбрана, а боевой дух восстановлен, перед нами встал самый сложный вопрос: найти сцену. Я понимала, что большой концертный зал нам не нужен. Нужно было что-то камерное, уютное, с правильной атмосферой. Место, где выступление пожилой женщины с песней Цоя не выглядело бы нелепым фарсом.
Я начала перебирать в интернете бары и клубы с «открытым микрофоном». Этот формат был идеальным. Любой мог выйти и выступить. Никаких обязательств, никакой долгой подготовки.
Я обзвонила примерно тридцать заведений. Большинство, услышав мою историю, вежливо отказывали. «Извините, у нас другой формат», «У нас в основном молодёжь, боюсь, её не поймут».
Но однажды мне повезло. Я позвонила в небольшой, почти подвальный арт-бар под названием «Приморск». Название показалось мне знакомым.
— «Открытый микрофон»? Да, проводим по средам, — ответил усталый мужской голос. — Записываться заранее не нужно, просто приходите, вписываетесь в список у бармена.
— Понимаете, у меня очень необычный случай, — я начала заранее подготовленную речь. — Выступать будет женщина, ей за шестьдесят…
— И что? — перебил меня голос. — У нас и в восемьдесят выступают. Главное, чтобы от души было. Если от души — наша публика примет. У нас тут своя атмосфера. Приходите. Среда, девять вечера.
Я повесила трубку с чувством победы. «Приморск»! Теперь я вспомнила — так называлась котельная в Одессе, где работал Виктор Цой. Это был знак. Судьба сама нас ведёт.
— У нас есть место! — торжественно объявила я за ужином. — В следующую среду. Арт-бар «Приморск».
Тамара Сергеевна побледнела. Одно дело — репетировать дома, в безопасности. Совсем другое — знать точную дату и место своего «позора», как она порой шутила.
Последняя неделя прошла в суматохе и нервном напряжении. Сергей приходил каждый день. Они оттачивали каждый нюанс. Он пригласил двух знакомых музыкантов — гитариста и барабанщика, — которые согласились подыграть. Это было невероятно. У нас собиралась настоящая группа.