— Ты осознаёшь, что твой холодильник пуст почти всю неделю? — голос Алексея пронзал тишину, резкий и холодный, словно февральский ветер. Он стоял в дверях кухни, не снимая старое драповое пальто, словно опасаясь застрять в этом месте — запущенном, с облупившейся краской на стенах и запахом прогорклого подсолнечного масла.
Тамара не проронила ни слова. Она сидела на табурете, обхватив колени, и внимательно наблюдала за колеблющимся солнечным зайчиком на потрёпанном линолеуме. За окном светило воскресное утро, а внутри царила мрачная слякоть поздней осени. Даже чтобы ответить, ей требовались силы, которые уже исчезли.
— Как вообще можно так жить? — Алексей заглянул в пустую кастрюлю на плите, словно рассчитывая обнаружить там хоть какие-то крошки. — Ты хоть что-нибудь ешь?
Она лишь пожал плечами. Правда была в том, что иногда перекусывала сухарём, а иногда — вовсе нет. Как и многие. Но внутри словно что-то важное перестало работать — то, что раньше заставляло смеяться, желать борщ с пампушками, просто жить.
Алексей был её старшим братом. Единственным, кто ещё навещал её. Он приходил примерно раз в месяц, как в детстве, когда отец посылал его проверить, не забыла ли она купить хлеб. Но отца уже не было. А Тамара жила словно в прозрачном коконе, в котором с каждым днём становилось всё труднее дышать.
— Ладно, я зайду с продуктами, — Алексей твёрдо заявил, словно выносил приговор. — Картошку, гречку, тушёнку. Ты хотя бы суп себе приготовь. Обязательно. Поняла?
Тамара кивнула. Не выражая согласия — скорее усталость. Внутри у неё было пусто, будто в заброшенной даче, где паутина на окнах плотнее штор, а скрип половиц звучит громче любых слов.
Спустя тридцать минут он покинул квартиру, оставив на столе сетку с продуктами и запах дешёвого одеколона «Саша». Вместе с этим остались и знакомые слова: «Держись», «Жизнь продолжается», «Всё наладится».
Как только дверь закрылась, Тамара поднялась с места. Она передвигалась медленно, словно боясь нарушить хрупкую тишину. Сортировала покупки: мешок картофеля, морковь, пачку масла «Крестьянское» и кусок свежей свинины с розоватым оттенком. Подошла к окну, распахнула его и выбросила мясо в сугроб. Затем снова закрыла створку, словно пряча что-то ценное внутри.
Остальное убрала в холодильник. Делала это не из злости — ей было просто стыдно, что кусок мяса казался живее самой себя.
Работала она дистанционно бухгалтером в компании, о которой знала лишь по строкам в электронных письмах. Весь её мир помещался на экране ноутбука: цифры в таблицах, акты сверок.
Цифры стройно выстраивались в ряды, дебет совпадал с кредитом, баланс всегда сходился.
Иногда ей казалось, что и жизнь можно свести к бухгалтерской ведомости — все ясно: доходы, расходы, итог. Но в её жизни ничего не укладывалось в рамки.
Потери не отражались в балансе, а итог неизменно был отрицательным, оставляя после себя пустоту, которую невозможно было заполнить.
В среду неожиданно раздался звонок. Незнакомый номер, женский хриплый голос:
— Тамара Сергеевна?
— Да.
— Это приют «Доброе сердце». Вы подавали заявление на волонтёрство?,Тамара застыла на месте. Пальцы её ощутили на поверхности стола маленькую крошку хлеба и начали её мять, словно стараясь измельчить тяжесть грусти внутри груди.
— Да, — тихо произнесла она. — Кажется, это было около трёх месяцев назад.
— Нам очень необходимы помощники. Особенно в выходные. У нас сорок собак и кошек.
В субботу она приехала. Накренившийся дом на окраине Каменец-Подольского, вокруг — голые берёзы. В воздухе смешивались запах мокрой собаки, хлорки и чего-то тёплого, почти забытого. Женщина в поблекшем пуловере помахала рукой:
— Снимай верхнюю одежду, помогай мне. Здесь щенки, там инвалиды, в углу — старики. Работы — хоть отбавляй.
Рыжий пёс с проплешиной на боку и умными глазами не сводил с неё взгляд. Тамара опустилась на корточки, лёгкой рукой провела по его шерсти. Тёплая. Живая. Настоящая. Пахло собакой, снегом и упорным стремлением к жизни.
Он коснулся её ладони влажным носом и прижал к себе бок. Женщина в пуловере мотнула головой:,— Граф не подходит к чужим, но тебя принял.
Через час Тамара убирала вольеры, перенесла мешки с кормом «Чаппи», укачивала дрожащих щенков. Спина болела, руки краснели от ледяной воды, но внутри что-то начало согреваться.
Впервые за долгие месяцы она ощущала себя не призраком, а живым человеком — с болью в мышцах, с каплями пота на лбу и теплом под рёбрами.
— Если сможешь, приходи завтра, — бросила женщина, вытирая руки о фартук.
— Приду, — ответила Тамара и была уверена, что не соврала. Даже если придется ехать на трёх автобусах, преодолевая снежную бурю, она будет здесь.
Через месяц Граф перебрался к ней. Он долго обнюхивал углы в хрущёвке, затем свернулся калачиком на потертом ковре.
Алексей заглянул к ним — принес эмалированную миску, мешок корма «Педигри» и поистрепанного плюшевого зайца.
— Похоже на жизнь, — заметил он, глядя на пса. — Уже что-то.
Тамара улыбнулась. Впервые за год. Потом купила на рынке мимозу — жёлтую, пахнущую весной. Новые занавески — недорогие, но с васильками, как в бабушкиной деревне.
Она долго выбирала их, перебирая складки, словно от этого зависела её судьба. Купила новый пододеяльник — белоснежный, с ароматом мороза и стирального порошка «Лотос».
После начала печь оладьи. Просто чтобы в квартире пахло не сыростью, а жизнью.
Однажды утром Граф разбудил её, тыча влажным носом в ладонь, и Тамара вдруг осознала, что впервые за многие месяцы проснулась не с мыслью «как прожить этот день», а с простым желанием — выйти во двор и бросить ему в снег поистрепанного плюшевого зайца.