Тамара с трудом добралась до своей квартиры — ноги будто растаяли, а сердце билось с бешеной скоростью. В пакете, который она ухватила на распродаже, тихо звякала бутылка «Пино Гриджо».
Уже вторая за неделю. Не из-за жадности и не потому, что у неё вдруг пошли проблемы с головой — просто держаться было не на что.
Все опоры исчезли, как подошвы у этих старых домашних тапочек, что лежали у порога.
— Опять с пластиковой сумкой, словно на рынке в девяностые, — пробормотала Нина Викторовна, не отрывая взгляда от телевизора.
Тамара бросила на свекровь короткий взгляд — та удобно устроилась на их диване. Их…
Слово «их» в этот момент для Тамары звучало так, будто это был чужой, незнакомый диван, а она — лишь квартирантка в собственной квартире.
Просто платить за аренду почему-то приходилось не им, а им самим. И платили при этом немало.
— Это не базар, — тяжело выдохнула Тамара, вынимая бутылку, чтобы уже не прятать. — Это «Пятёрочка».
— Пить с шести вечера — диагноз, — пожала плечами Нина Викторовна, сдержанно потягивая чай с курагой. — Женщина, которая себя уважает, пьёт либо в субботу, либо на похоронах.
— Ну так и проживите до субботы тогда, — прохрипела Тамара и ушла на кухню.
Игорь опять не вернулся вовремя. Разумеется, он опять задержался — уже третий вечер подряд. То «шеф задерживает», то «ужасные пробки», то «надо переговорить с Сергеем, у него кризис».
У Сергея, кстати, кризис длится уже в шестой год подряд, а у Тамары — хроническое раздражение.
— Между прочим, я тут пятьдесят лет прожила, — неожиданно заявила Нина Викторовна, заглянув на кухню почти мимоходом.
— И что с того? — выдохнула Тамара, закатывая глаза. — Я тут уже девять лет. Скидка на квадратные метры предусмотрена?
— Просто напоминаю, — усмехнулась свекровь. — Чтобы ты помнила, кто здесь крышу хотел ставить.
Тамара закрыла глаза. Она знала, чем всё закончится. Когда в прошлом году умер отец Игоря, Нина Викторовна переехала к ним — «на время». Ну, как на время… Уже тринадцать месяцев.
Игорь тогда сказал:
— Мамочке одной трудно. Ты не против, если она поживёт с нами немного?
«Немного» длилось пару недель, после чего Тамара сама раскладывала коробки с бабушкиным сервизом и старинным чайником, который, казалось, пережил все войны и революции.
Теперь эта «временно» была хозяйкой не только кухни, но и воздуха, и вообще всего пространства.
В дверях появился Игорь — тихо, словно чувствуя, что сейчас начнётся неприятный разговор.
— Привет, — произнёс он осторожно.
— О, наконец-то! — взвилась Нина Викторовна. — Я уж думала, ты уже у Сергея гостишь!
Тамара поставила бокал и устало выдохнула. Сегодня планировали обсудить отпуск в Яремче — она уже выбрала жильё и изучила билеты. Но что толку?
Всё сейчас упирается в эту бетонную стену под именем «мамочка».
— Игорь, — тихо начала Тамара. — У нас будет отпуск или опять новая стиральная машина для твоей мамы?
— Она сломалась, Аня, — пробормотал он, избегая взгляда.
— Конечно, не специально, — усмехнулась Тамара. — Всё ломается вовремя — зуб, кран или унитаз в этой несчастной трёшке.
— О чём это? — резко спросила Нина Викторовна, глаза расширившиеся.
— О том, что я больше не хочу работать ради чьей-то старости. У меня своя жизнь, и может, я хочу встретить старость в шезлонге, а не таскать тазик, бегая за бельём!
— Неблагодарная, — тихо сказала свекровь. — Игорь всегда был хорошим сыном. А ты думаешь только о себе.
— Точно не под дулом автомата я сюда приехала, — сухо ответила Тамара, наливая себе ещё.
Игорь сел между ними, словно забираясь на минное поле, выбирая нейтральный табурет.
— Мам, хватит уже. Анечка устала…
— Устала?! — вскочила свекровь, глаза блестели. — Я вам тут и готовлю, и стираю, и внуков нянчила бы, если б они были!
— Может, тогда пойдём, если ты освободишь хоть одну комнату! — резко сказала Тамара, встав. — Я устала ходить по углам, как тень. Ты не понимаешь, ты мешаешь мне жить.
— О! Наконец-то! — злобно улыбнулась свекровь. — Призналась, значит! Скажи сразу: либо я, либо отпуск. Либо я, либо ребёнок. Только забыла одно, детка…
— Что?
— Эта квартира — моя. По завещанию. Вы тут гости. И если кто-то мешает жить — так это ты, а не я.
Воцарилась тишина.
Игорь сглотнул.
Тамара подошла к окну и поставила бокал.
— Хорошо, Нина Викторовна. Значит, я не гость. Я — съёмщица. Уже два года снимаю у вас свою жизнь. И знаете что? Больше платить не собираюсь.
— Что это значит? — нахмурилась свекровь.
— Просто деньги с карты не пойдут. И уж точно не на новые унитазы.
Игорь осторожно поднялся:
— Анечка, может, не стоит? Ты чего…
— Игорь, ты взрослый мужчина. Решай: ты муж или сын. Муж — опора. Сын — кошёлёк на двух женщин.,Опять воцарилась тишина.
— Ах, вот как запела, — снисходительно усмехнулась Нина Викторовна. — Ладно, играй в независимость. Только когда тебя выкинут отсюда — не удивляйся. Внуков у тебя всё равно нет. Никто не удержит.
Тамара схватила сумку, босая прошла в спальню и молча начала собирать вещи.
Игорь стоял в дверном проёме, глядел на неё с непониманием.
— Куда идёшь? — тихо поинтересовался он.
— Туда, где не нужно доказывать право на воздух, — бросила она.
— Это надолго? — робко спросил он.
— Нет. Это новый старт.
И с размаху захлопнула дверь.
Вот так и живём, — подумала Тамара, — будто снимаешь жильё у своей же свекрови, но без голоса в споре. А внизу реклама: «Отпуск мечты — расслабься и забудь про проблемы!»
Ах, если бы только могла…
Тамара сняла однокомнатную квартиру на «Каменец-Подольском».
Четвёртый этаж, в подъезде пахло жареным луком и хлоркой, а соседи — либо одинокие бабушки с карманами, забитыми сплетнями, либо подозрительно молчаливые мужчины с пакетами из «Дикси».
Теперь она просыпалась каждый день в 6:30 без будильника — привычка со студенчества. Но главное — больше не нужно было осторожно красться в ванную, чтобы не разбудить мадам свекровь.
Можно было ходить по квартире хоть нагишом. Что она однажды и сделала. Просто потому, что могла.
Прошло три недели после того «расставания», и Игорь пришёл к ней с тортом. Шоколадным — как ей нравилось, хотя она ни разу не говорила об этом. Просто однажды он видел, как она съела половину торта, оставив себе головную боль.
— Я скучал, — произнёс он, стоя в дверях, словно студент, забывший зачётку и боящийся получить двойку.
— А мама? Не скучала? — сдержанно спросила Тамара, не пуская его дальше.
— Ну что ты с ножом в спину сразу… Я просто хотел поговорить, — Игорь попытался смягчиться.
Тамара отошла в сторону, жестом показывая: проходи, только без драмы.
Игорь поставил торт на подоконник, осмотрел их «роскошную» обстановку — стулья без спинок, стол из «ИКЕА» и коврик, который явно проживал свою собственную жизнь.
— Ты что, как студентка живёшь? Где мебель?
— Мне много не нужно, — пожал плечами Тамара. — Без бабушкиной стенки обхожусь. Экономлю, понимаешь. С моей зарплаты никто теперь не берёт. Даже холодильник молчит — только спасибо сказал.
Игорь усмехнулся, словно думал, что она шутит.
— Ань… Мамка уже в возрасте, ей тяжело. Я между двух огней. Стараюсь…
— Игорь, один вопрос, — перебила Тамара, сжав зубы. — Почему, когда мы жили вместе, ты молчал, а как только я ушла — у тебя началось внезапное откровение?
— Ну, ты ведь всё сделала без слов. Без скандалов, без разговоров. Просто хлоп — и ушла. Я прихожу, а тебя нет.
Тамара раздражалась. На себя, на него, на этот торт, который теперь наполнял комнату своей неуместной сладостью. И на квартиру, где впервые ощутила себя хоть кем-то.
— Потому что я устала. Как жвачка под столом — все знают, что она там есть, но трогать противно. Моя работа, мои деньги, моя жизнь — всё уходило к твоей матери. К «святой мученице», между прочим.
— А если я скажу, что хочу всё вернуть? Продам квартиру, купим своё жильё. Я люблю тебя, Ань.
Она рассмеялась. Сначала тихо, потом громко, с надрывом, подошла к нему вплотную.
— Ты хочешь продать квартиру… с мамой, которая там живёт?
— Ну… мы найдём ей другое место.
— Какое, прости, собачье будкообразное место? Ты сам себя слышишь?
Игорь опустил взгляд.
— Есть идея… Мама предлагала переписать квартиру на меня с условием, что она останется там до конца. А потом — нам.
Тамара села, положила ноги на табурет — как в детстве, слушая взрослые разговоры, которые казались такими важными, хотя тогда она и не понимала, почему взрослые так нервничают.
— То есть… ты хочешь, чтобы я вновь жила рядом с ней, но уже как наследница?
— Я не совсем так имел в виду…
— А как именно? Что мне делать? Ходить с рулеткой, измеряя — насколько ещё осталось моего личного пространства?
Игорь уселся рядом, наклонился вперёд, впервые не как муж, а как мужчина, которого жизнь прижала к стенке.
— Я не знаю, Ань. У меня одна мама. У тебя тоже одна. Я между вами, как бутерброд. Все тянут.
— Игорь, тебя никто не тянет. Это ты выбираешь идти. Ты не посредник. Ты всегда на её стороне. И будь честен: не потому что любишь её сильнее, а потому что она громче.
Он молчал, глядя в пол.,Тамара поднялась.
— Иди, Игорь. Твоя мама ждёт тебя. А я — в покое.
Он тоже поднялся, взгляд потемнел.
— Ты изменишься. Поймёшь это. Не сразу, но изменишься.
— Да, изменюсь. Стану такой же, как она. Может быть, тогда ты меня услышишь.
Он ушёл.
Спустя неделю пришло письмо от нотариуса:
«Уведомление о вступлении в наследство по завещанию. Квартира, оформленная на Нину Викторовну, переходит по завещанию в полное распоряжение Игоря Сергеевича…»
Тамара перечитывала текст три раза, словно ожидая, что строки вдруг изменятся.
В этот момент прозвонил телефон. Номер — неизвестный.
— Алло? — ответила она.
— Анечка, здравствуй, — голос был холоден, словно лёд. — Это я, Нина Викторовна. Не волнуйся, не для ссоры.
— Уже интригует, — осторожно сказала Тамара.
— Просто хочу встретиться. Без упреков. Женщина с женщиной. В кафе. Сможешь ли?
Тамара задумалась. Впервые свекровь приглашала её не домой, не к «Игорю», а отдельно, лично.
— Ладно. Только без неожиданностей.
— Разумеется. Время для сюрпризов ещё впереди, Анечка.
Щелчок. Гудки.
Тамара закрыла глаза. Сердце билось, словно в барабане.
Она не могла решить, что ужаснее: молчание или эти «женские разговоры».
И вдруг осознала: на кону стоят уже не просто квартира, отпуск или деньги. Здесь решается чья-то победа.
И, возможно, чья-то жизнь.
Тамара пришла вовремя. Кафе почти пустовало — понедельник, утро, дождь стучал по стеклам, как надоевшая старая зануда по батарее. За окном небо было хмурым, а внутри царила тишина, почти как в храме, если не считать слабый аромат варёного кофе и редкие шорохи официантки.
Нина Викторовна уже сидела у окна. Спина ровная, губы тонкие, словно натянуты леской. Перед ней стояла чашка кофе и аккуратно сложенные салфетки, казалось — если их развернуть, на них обнаружится какой-то секрет.
— Привет, — спокойно сказала Тамара и неторопливо села напротив.
— Ну вот, ты пришла, — с лёгкой улыбкой произнесла свекровь, словно приглашая на дуэль. — Ты выглядишь хорошо. Странно, конечно. Обычно женщины, ушедшие от мужа, либо спиваются, либо красятся в яркий рыжий цвет.
Тамара тихо усмехнулась, не смогла удержаться.
— Спасибо, — спокойно ответила она. — Я решила снять квартиру. Дорого, но с душой.
Нина Викторовна усмехнулась — эта улыбка была одновременно и приятной, и колкой.
— У тебя язык острый, — заметила она. — Но слушай меня внимательно. Я не просто так пригласила тебя сюда.
Она достала из сумки пожёлтевший конверт. Бумага внутри пахла нафталином и чем-то из далёкого прошлого, словно её вынули из пыльного комода у бабушки в деревне.
— Это завещание. Настоящее.
Тамара напряглась, взгляд потемнел.
— Подождите… Игорь же получил уведомление…
— Да, получил. Но то было поддельное завещание, которое я специально подала. Чтобы проверить, как он поведёт себя, когда дело коснётся бабла. Чтобы увидеть, превратится ли он в шакала.
Тамара с трудом могла поверить своим глазам и ушам.
— Вы… подделали завещание?
— Нет, — ответила Нина Викторовна холодно. — Я представила предварительное, пока имею право его менять. Но настоящее завещание было заверено раньше. В нём написано — ты, Тамара. Только ты.
Наступила тишина, словно густой туман опустился в комнате.
— Это что, розыгрыш? — тихо спросила Тамара.
Свекровь сделала глоток кофе, положила на стол руку — сухую, как старый пергамент.,— Я не люблю тебя. Никогда не испытывала любви. Ты слишком простодушна, чрезмерно честна, без малейшей игры. Ты полагала, что если будешь идеальной женой, я тебя приму? Нет. Я постоянно проверяла тебя. Наблюдала — согнёшься ли ты под давлением.
Тамара тяжело выдохнула, почти шепча:
— Зачем?
— Потому что ты не из тех, кто всё вытерпит. У таких людей есть чувство собственного достоинства. А у нас в семье с этим было сложно. Муж меня бил, свёкры давили — а я всё терпела. А у тебя… совсем другое выражение лица. Сначала раздражала, потом стало страшно интересно.
Тамара покачала головой и с горькой усмешкой произнесла:
— Значит, всё это была игра? Я была под постоянным наблюдением?
— Ты была словно сквозняк в душной комнате — прохладно и непривычно. Но без тебя там просто невозможно было дышать. Игорь слабый. Он не знает, чего хочет. А ты улыбалась и знала. Даже когда плакала в подушку. Даже когда уходила ни с чем.
Тамара сжала кулаки, затем медленно разжала их, как будто сдавая экзамен на выдержку.
— А почему вы отдаёте мне квартиру?
— Потому что знаю — домой ты уже не вернёшься.
— Верно, — коротко ответила Тамара. — Не вернусь.
Нина Викторовна улыбнулась, глядя в окно:
— Вот именно. Такие, как ты, не возвращаются туда, где их пытались сломать.
В этот момент дверь кафе скрипнула. Вошёл Игорь. Мокрый, в помятом пиджаке, с лицом, на котором читалось: «Что же вы тут делаете без меня?»
— Ага, — сказал он, подходя ближе. — Значит, ты её позвала, и уже всё решили обо мне? Отлично.
— Садись, Игорь, — спокойно ответила Нина Викторовна. — Мы не сговаривались. Просто выясняли, кто дольше держал другого на поводке.
— Мам, что ты делаешь? Это же моя жена!
— Уже нет, — холодно отрезала мать. — Ты быстро решил, что она твоя, получив поддельное завещание — и начал продавать меня за квадратные метры.
— Это подло! — вспыхнул Игорь. — Ты всё сфабриковала!
— Подло? — повысила голос мать. — Подло не подделывать документы. Подло то, что ты стал врагом ей, когда почуял выгоду.
Игорь резко встал, лицо исказилось.
— Да пошли вы обе! Сумасшедшие! Подавайте в суд! Дарите квартиры! А я ведь хотел как лучше!
— Ты хотел как легче, Игорь, — устало сказала Тамара. — А между «лучше» и «легче» — огромная пропасть.
Он хлопнул дверью и ушёл. Не просто ушёл — капитулировал.
Нина Викторовна молчала, затем тихо произнесла:
— Вот и финал. Думаю, теперь ты понимаешь, почему я доверила это тебе.
Тамара взяла конверт — он казался тяжёлым не из-за бумаги, а из-за чужих судеб.
— Спасибо. Но в этой квартире я жить не стану. Никогда.
— Не нужно. Просто не позволяй её получить тому, кто воспринимает любовь как инвестицию.
Они молча допили кофе. А спустя месяц Тамара передала квартиру фонду — который помогает женщинам, сбежавшим от домашнего насилия.
Игорь позвонил один раз — не касаясь квартиры. Просто спросил:
— Жива?
Тамара ответила:
— Живее всех живых.
И выключила телефон навсегда.