– Мне с тобой всегда интересно, – произнёс он негромко. – Ты знаешь, что я не хочу видеть рядом никого, кроме тебя. Я принял твои условия и стараюсь быть тебе просто другом… Но ты ведь понимаешь, что мне этого мало.
Полина вспыхнула. Её охватил гнев — на него, на Оленьку Мельник, на всё происходящее, что загоняло её в тупик.
– Вот как! – её голос звенел напряжённо. – Значит, вся эта «дружба» была лишь прикрытием? Такой друг мне ни к чему! Я не нуждаюсь в людях, которые выставляют счёт за доброту!
Ярослав смотрел на неё без злости и упрёка — только с усталым пониманием. Он лишь кивнул.
– Я так и думал. Ну что ж… Всего хорошего тебе, Полина.
Он повернулся и пошёл прочь по длинному коридору. Его шаги гулко отдавались эхом, и этот звук казался Полине почти оглушающим. Она хотела выкрикнуть ему что-нибудь резкое вслед — фразу, которая бы поставила жирную точку в этой нелепой сцене. Но слова застряли где-то внутри. Осталась только ярость и бессильная пустота.
Через несколько дней раздался звонок от Виктории. В её голосе вновь звучала та неприятная самоуверенность — словно она обладала знанием всех тайн мира.
– Ну что, готовься, сестричка! Мама официально подала заявление! И представляешь? – Виктория выдержала паузу с театральным эффектом. – Она берёт его фамилию! Мельник! Как актриса!
Для Полины это стало последним ударом. Отказаться от фамилии отца… Той самой звучной фамилии Анатолия, которая для неё была символом принадлежности к чему-то большему… И взять вместо этого какую-то заурядную «Мельник»? Это было уже не просто изменой — это казалось святотатством.
– Что? – выдохнула она еле слышно; почва уходила из-под ног.
– Ну да! Говорит: «Хочу начать всё сначала». Свадьба через месяц — готовься!
– Нет, – произнесла Полина холодно и отчётливо. – Нет, Виктория. Я не приеду на этот фарс под названием свадьба. Передай ей: если она откажется от фамилии папы — я больше не переступлю порог её дома.
Она отключила телефон до того, как сестра успела ответить хоть словом. Комната вдруг стала чужой и безжизненной. Полина осталась одна — без матери, без сестры и без единственного друга… Но среди этой горькой пустоты звучал внутри ясный голос: она была права. Только она осталась верна настоящему смыслу вещей. Всё остальное было лишь обыденной жизнью — той самой скучной нормальностью, которую она никогда не примет.
Звонок раздался утром в четверг — накануне того дня, который Полина мысленно называла «днём великого падения». Она лежала в постели и смотрела в потолок с ощущением мученицы на собственной Голгофе. Телефон звонил настойчиво; имя на экране вызвало удивление: Татьяна — двоюродная сестра матери по линии бабушки; та самая женщина из редких встреч раз в пятилетку на поминках или юбилеях.
– Полиночка! Приветик тебе! – голос Татьяны был хрипловатым от сигаретного дыма и звучал неожиданно бодро.– Слушай… я тут думаю: может завтра вместе поедем? Не хочется трястись в электричке одной… Подвезёшь старушку?
Полина приподнялась с кровати; её голос прозвучал сухо:
– Я никуда не собираюсь ехать, Татьяна.
В трубке повисло тяжёлое молчание.
– Как это так? Доченька… ну как же так?! Оленька выходит замуж!
– Мне незачем смотреть на женщину, которая предаёт память моего отца… – отчеканила Полина ту самую фразу, которую вынашивала неделями одиночества; теперь она наконец нашла адресата.
Но Татьяна не вздохнула сочувственно и даже не попыталась переубедить её словами поддержки или уговоров. Вместо этого она резко фыркнула:
– Память? Какая ещё память ты имеешь в виду? О ком ты говоришь? Об Анатолии?
– Да! О моём отце! О человеке идеальном! Которого мама теперь заменяет этим Мироном!
В трубке послышался странный звук: то ли кашель вперемешку со смехом…
– Идеальном?.. – повторила Татьяна после паузы столь насыщенной смыслом, что воздух будто стал гуще.– Девочка моя… ты многого просто не знаешь… Анатолий был жестоким человеком… Он ревновал твою мать до безумия… устраивал сцены… унижал её прилюдно… А однажды даже поднял руку после того как она задержалась у подруг всего пару часов…
Полина застыла; лицо побледнело мгновенно; кровь будто ушла из вен…
– Ты врёшь… Этого быть не могло…
– Не могло при тебе?.. Конечно нет! Детей он обожал… особенно тебя — свою копию… А вот Оленьку он ломал изнутри… Изменял ей направо-налево: медсёстры там всякие были у него… аспирантки… Она всё знала молча ради вас двоих… Ради картинки счастливой семьи…
Татьяна сделала короткую паузу перед тем как продолжить:
– После его смерти Оленька долго никого к себе не подпускала вовсе не потому что никто ей был не нужен или недостоин… Она боялась снова оказаться запертой в клетке страха… Боялась отношений вообще… А Мирон оказался другим человеком… С ним ей спокойно впервые за всю жизнь…
Полина сидела неподвижно; сказать хоть слово оказалось невозможным…