Это были шаги и повадки чужого человека, будто кто-то другой поселился в теле Дмитрия. Он появился в кухонном проёме, где Ганна всё ещё сидела перед ноутбуком, и остановился, скрестив руки на груди. Его лицо казалось бледным, но по скулам проходили напряжённые мышцы.
— Я всё передал, — произнёс он глухо, словно безжизненно.
Ганна медленно подняла взгляд. Она не задала ни одного вопроса — просто ждала. Ей было ясно: он пришёл не просто сообщить новости. Он пришёл выполнить поручение.
— Им понравилось. Особенно твоё поведение — оценили по достоинству.
Он шагнул ближе, и в его взгляде, прежде растерянном и умоляющем, появился холодный, чужой блеск. Это был взгляд его матери, Зои — цепкий, пронизывающий, не терпящий слабости.
— Так вот, твоё «встречное предложение» они отвергли. Полностью. Более того, — он сделал паузу, явно смакуя свою новую роль глашатая приговора, — они заявили: раз твои родители настолько обеспечены, что разбрасываются квартирами, пусть и свадьбу целиком оплачивают они. От нас ты не получишь ни копейки. Он произнёс это с вызовом, будто только что одержал личную победу. Будто это он поставил на место дерзкую самоуверенную девицу. Ганна смотрела на него — и впервые за всё время их отношений ей не было его жаль. Перед ней стоял не Дмитрий. Она видела куклу на ниточках, отчаянно старающуюся угодить кукловоду, так сильно дёргая за верёвки, что те вот-вот оборвутся.
— Ты закончил ретрансляцию? — спросила она спокойно, почти безразлично.
— Это не ретрансляция! — вспыхнул он. — Это моя позиция! Ты всё разрушила, Ганна! Всё! У нас была любовь, были планы, мы собирались пожениться! А ты всё свела к каким-то активам, к сделкам, к унижению моих родителей! Ты хоть понимаешь, что ты сделала? Ты плюнула им в душу!
Он метался по кухне взад-вперёд, словно загнанный зверь, размахивая руками и бросаясь обвинениями.
— Они хотели передать нам семейную ценность! Принять тебя как родную, показать, что ты теперь часть семьи! А ты? Ты оценила это как набор старья! Тебе важны только деньги! Квадратные метры! Ты решила, что поймала золотую рыбку в моём лице, а когда поняла, что придётся считаться с моей семьёй и нашими устоями — показала своё настоящее лицо!
Ганна безмолвно наблюдала за этим спектаклем. Ни одно из его слов не принадлежало ему. «Плюнула в душу», «показала настоящее лицо», «семейные устои» — это был словарь Зои, её излюбленные выражения, с помощью которых она умела морально раздавить любого, кто ей не по нраву. Дмитрий впитал это как губка и теперь извергал на неё, даже не пытаясь придать словам индивидуальность. Он был лишь громким передатчиком. Не самым ценным, но весьма навязчивым.
— Теперь я понимаю, о чём говорила мама, — выдохнул он, остановившись напротив неё. — Она сразу разглядела в тебе хищницу. А я, дурак, не верил. Защищал тебя, убеждал всех, что ты другая. А ты оказалась расчётливой и холодной. Тебе был нужен не я — тебе нужен был лифт в другую жизнь. Но ты просчиталась. В нашу семью просто так не входят.
Он умолк, тяжело дыша. Всё, что ему велели сказать, он озвучил. Даже добавил немного от себя — чтобы выглядеть убедительнее. В кухне повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь размеренным тиканьем часов. Он ждал её реакции — слёз, крика, ответного удара. Хоть чего-то. Но Ганна лишь едва заметно кивнула, словно поставила галочку в мысленном списке.
— Я тебя услышала, — наконец произнесла она. — Спасибо за информацию.
Его замешательство от её спокойствия длилось всего секунду. Он не мог позволить ей так просто завершить разговор и оставить за собой последнее слово. Ему нужно было вырвать у неё эмоцию, пробить её холодную броню, заставить страдать так же, как страдал он сейчас — униженный и преданный.