— Спасибо за информацию? Это всё, что ты можешь сказать? Я только что объяснил тебе, что ты разрушила наше будущее, а в ответ слышу благодарность?
— А за что ещё мне тебя благодарить? — Ганна медленно закрыла крышку ноутбука. В этом движении чувствовалась окончательность, словно был поставлен последний штрих. — За то, что ты пришёл и с усердием пересказал мне всё, чем тебя накормили за последние часы? За то, что не смог вымолвить ни одной мысли от себя? Нет, Дмитрий. За такое не благодарят. Это просто принимается к сведению.
Он замер. Её слова попали точно в цель и лишили его всякой уверенности. Его гнев, который он так бережно нёс с собой от родительского дома, вдруг показался чужим и фальшивым. Он почувствовал себя уязвлённым и нелепым.
— Я… я действительно так думаю… — пробормотал он неуверенно.
— Нет, не думаешь, — жёстко ответила она. — Ты никогда не думал сам. Ты всегда лишь повторял чужое: сначала — свою любовь ко мне, потом — просьбы свои, теперь вот — раздражение своих родителей. Ты просто громкоговоритель, Дмитрий. Громкий и чёткий — но внутри пустой.
Она поднялась со стула и подошла к окну. Облокотившись на холодный подоконник, она смотрела на огни ночного города за стеклом, хотя перед глазами стояла совсем другая картина — их несостоявшееся будущее.
— Помнишь тот разговор несколько дней назад? Когда я спросила: «Если мои родители подарят нам квартиру на свадьбу, а твои? Они собираются вложиться хоть чем-то кроме старого сервиза с трещинами? Или опять: бизнес есть — денег нет?» Я ведь тогда не ждала ответа как такового… Я давала тебе шанс проявить себя как партнёр. Сказать: «Ганна, это ерунда. Мои родители неправы. Мы разберёмся сами».
Она повернулась к нему лицом. В её взгляде не было злости или обиды — только глубокая усталость.
— Но ты этот шанс упустил. Побежал к маме с папой за решением. Чтобы они дали тебе слова для разговора со мной. И они дали их тебе. А ты принёс их сюда и теперь стоишь передо мной с их уверенностью в голосе и пытаешься внушить мне вину.
Она сделала шаг вперёд. Он остался на месте, но весь напрягся в ожидании удара.
— Так вот послушай внимательно: дело было вовсе не в квартире или в этом дурацком сервизе. Всё упиралось в тебя самого. В твою неспособность быть мужчиной вместо вечного сына. Быть моим равным партнёром вместо посыльного своих родителей. Оказалось даже хуже: ты не просто бесполезен как актив — ты обуза. Невозвратная инвестиция. Дыра без дна для чужих ресурсов: моих нервов и денег моих родителей — ничего не отдающая взамен.
Она остановилась совсем рядом с ним. Голос стал почти шёпотом — но от этого звучал ещё весомее.
— Поэтому официально сообщаю тебе: наш совместный проект под названием «Семья» закрывается. Причина проста — полная нерентабельность одного из участников.
Дмитрий молчал. Он смотрел на неё и понимал: всё кончено. Не со скандалом или истерикой — а спокойно и бесповоротно. Как подпись в акте о закрытии предприятия. Он проиграл не потому что его родители отказались помочь деньгами — а потому что сам оказался ничем.
— Можешь начинать собирать вещи, — добавила Ганна тем же ровным голосом, каким обычно сообщают о погоде на завтра. — Не спеши. Сегодня я останусь у подруги — чтобы тебе было проще собрать всё спокойно. Ключи оставь в почтовом ящике. Думаю, твои родители уже ждут тебя.
Она сняла с вешалки куртку и накинула её поверх свитера. Телефон и ключи от машины исчезли в карманах одним движением руки. Проходя мимо него к двери, она даже не взглянула в его сторону — для неё он уже перестал быть частью этого пространства.
Он остался один посреди кухни в квартире уже чужой женщины; воздух был насыщен её духами и ощущением финальности происходящего. И вдруг до него дошло: его только что уволили из собственной жизни. Холодно. Чётко. Без компенсаций или прощальных слов…