Дверной звонок прозвучал коротко, почти робко. Алексей, который до этого бесцельно протирал и без того чистый кофейный столик, вздрогнул и бросился в прихожую. Тамара даже не повернула головы. Она слышала тихий, приглушённый шёпот, неловкое шарканье ног. Он всё-таки сделал это. Привёл её сюда.
Алексей первым вошёл в комнату, словно посланец, ступающий под белым флагом на чужую территорию. За ним словно тень следовала Ольга. Она не выглядела испуганной или раскаивающейся. На её лице застыло выражение скучающего упрямства, характерное для подростка, которого заставили прийти на скучное семейное мероприятие. Она была одета в модную толстовку с нелепым рисунком и демонстративно засунула руки в карманы. Весь её облик кричал: «Я здесь, потому что меня заставили, и мне всё равно».
— Вот… я Ольгу привёл… поговорить, — пробормотал Алексей, переводя растерянный взгляд с жены на сестру.
Тамара медленно отложила книгу на подлокотник. Она внимательно и долго всматривалась в Ольгу, от чего та невольно сжалась и втянула голову в плечи. Тамара смотрела не на девушку, а на источник, на корень проблемы. На воплощение той самой семейной ответственности, о которой она говорила.
— Ну, — наконец произнесла Ольга, не вынося молчания. Она не смотрела на Тамару, её взгляд был направлен куда-то в угол комнаты. — Извини. Я же не думала, что так получится. Ключи лежали на столе, я полагала, можно взять прокатиться. Совсем немного.
Её голос был лишён чувств. Это не было настоящим извинением. Это была формальность, попытка отмахнуться от проблемы, как от надоедливой мухи.
Алексей с надеждой посмотрел на жену. Он, в своей наивности, искренне верил, что этих пустых слов хватит. Что сейчас Тамара смягчится, скажет что-то вроде «проехали», и кошмар закончится. Но Тамара молчала. Она дала Ольге возможность продолжить, и та с готовностью схватила наживку.
— Да подумаешь, кусок железа! — выпалила она, решив, что молчание — знак согласия перейти в наступление. — Главное, я жива-здорова! Купишь себе новую, пустяки.
Вот оно. Это была квинтэссенция всего. Небрежное, грубое обесценивание всего, что значимо для Тамары: её труда, её мечты, её собственности.
Тамара медленно поднялась с кресла. Её движения были плавными, почти гипнотическими.
— Кусок железа? — повторила она тихо, но каждое слово прозвучало, словно удар гонга. — Ты слышишь это, Алексей? Ты привёл её сюда, чтобы я выслушала такое? Чтобы твоя сестра назвала мою машину всего лишь «кусочком железа»?
Алексей побледнел. Он бегал глазами между двумя женщинами, осознавая, что его гениальный план примирения только что рухнул у него в руках.
— Ольга, ну не так… Тамара, она не это имела в виду…
— Я имела в виду именно это! — тут же вспылила Ольга, почувствовав поддержку брата. Она наконец взглянула на Тамару, и в её глазах вспыхнул злой, вызывающий огонёк. — Я же не знала, что ты такая жадная! Из-за какой-то тачки готова всю семью перессорить!
Тамара усмехнулась. Коротко, без намёка на веселье. Теперь всё стало на свои места. Виновата не Ольга, укравшая и разбившая машину. Виновата она, Тамара, потому что она «жадная». Потому что осмелилась ценить то, что принадлежит ей.
Она больше не смотрела на Ольгу. Снова сфокусировала всё внимание на муже.
— Уведи её, — приказала она холодным, не допускающим возражений голосом. — Уведи её из моего дома. Немедленно. Разговор окончен.
Алексей увёл сестру. Он не спорил, не оправдывался. Просто взял её за локоть и, не глядя на Тамару, вывел из квартиры. Звук закрывающейся входной двери не принёс облегчения. Он лишь зафиксировал новый статус-кво: поле боя очищено, но война не завершена. Тамара осталась одна в тишине, которая перестала казаться гнетущей. Она превратилась в её союзника, в пространство для манёвра.