— Я не понимаю, с какой стати я должна устраивать ужин для твоих неожиданных гостей?! Ты позвонил за десять минут до их прихода и просто поставил меня перед фактом! Моя кухня — это не забегаловка на углу! — голос Владиславы дрожал от ярости, когда она говорила в трубку, ощущая, как вместо крови по венам начинает течь раскалённое масло.
Всего несколько минут назад всё казалось идеальным. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь шелестом переворачиваемых страниц и ароматом бергамота, поднимающимся из чашки с остывающим чаем. Мягкий свет торшера выхватывал из полумрака уютный островок с креслом и пледом. Она только что отправила клиенту финальную версию громоздкого проекта, который выжал из неё все силы за последние две недели. Закрыв ноутбук, она испытала облегчение марафонца, пересекающего финишную черту. Всё. Можно было наконец выдохнуть. Просто быть собой. Не женой, не фрилансером, не функцией на побегушках. Просто Владиславой — с книгой в руках и покоем в голове.
И в этот хрупкий покой ворвался звонок Мирослава — словно камень в гладь воды. Его бодрый голос с лёгкой хрипотцой уже выдавал выпитую кружку пива и звучал особенно раздражающе на фоне её натянутых нервов.
— Владиславочка, ну чего ты сразу заводишься? — беззаботно прогудел он. — Мы тут недалеко были, с ребятами пересеклись. Ну куда нам идти? В кафе? Когда дом рядом? Все голодные как звери.
— Это твой дом, Мирослав! А не бесплатная столовая! — её голос стал холодным и отчётливым до звона — тональность, которая действовала на него хуже любого крика. — У меня ничего не приготовлено. Совсем ничего. В холодильнике пусто — я собиралась только завтра идти за продуктами.
Она говорила правду: после двух недель непрерывной работы на износ она питалась кофе и бутербродами и даже не думала о готовке. Её мечты вращались вокруг тишины, горячей ванны и полноценного сна хотя бы одну ночь подряд. А теперь ей предлагалось за считаные минуты устроить пиршество для компании незнакомцев, которые вот-вот вторгнутся в её тщательно обустроенное пространство со своим шумом, чужими запахами и необходимостью натянуть маску радушной хозяйки.
С той стороны послышался весёлый мужской смешок; он прикрыл трубку рукой, но она всё равно уловила обрывок фразы: «Да как всегда — поворчит для приличия». Эти слова ударили сильнее пощёчины: её усталость, её чувства и право на отдых были сведены к банальному «поворчит».
— Владислава… ну что тут сложного-то? — снова раздался его голос с лёгким оттенком раздражения. — Закинь пельменей да и всё! Мы же сами лепили их тогда вместе… Да-да, помню: у нас там были планы на них и начинка была из креветок… Но всё же… Парни голодные.
«Закинь пельменей». Эта фраза прозвучала так буднично и пренебрежительно… словно ей кинули команду или приказали бросить кость собаке. Она перечеркнула всё: её усилия последних дней, её личное пространство… саму её как личность. Она больше не была человеком рядом с ним — лишь функцией «закинь пельменей». И если раньше внутри неё бушевало раскалённое масло гнева… то теперь оно сменилось ледяным азотом равнодушия.
— Хорошо… — произнесла она ровно и пусто.
Она отключила звонок прежде чем он успел договорить своё облегчённое «Вот умница!». Телефон медленно опустился на столешницу рядом с ней. Владислава осталась сидеть неподвижно; взгляд застыл где-то вдали перед собой. Книга выпала из рук прямо на ковёр без единого звука. Тишина вернулась… но уже другая: напряжённая до звона струна вместо прежнего умиротворения. В этой новой тишине отдых был невозможен; здесь рождался план – чёткий до мелочей и беспощадный в своей ясности.
Владислава медленно поднялась с кресла, аккуратно свернула плед и направилась к кухне со спокойствием хирурга перед операцией – точность движений заменила суету эмоций.
Её шаги были размеренными; ни капли спешки или паники – это был вовсе не порыв обиженной женщины метаться по кухне в поисках хоть чего-нибудь съестного для гостей мужа… Нет – это было похоже скорее на подготовку к сложнейшей операции: холодную работу профессионала без единого лишнего движения или эмоции.