Звон фарфора о столешницу прозвучал чисто и отчетливо.
Держа в одной руке стопку тарелок, а в другой — тщательно отполированные приборы, она покинула кухню.
Её появление в гостиной на мгновение прервало разговор. Все трое мужчин повернули головы в её сторону. На их лицах читалось одно — ожидание. Лев, самый рослый из компании, сидевший к ней спиной, чуть сдвинулся, освобождая проход. Никита, устроившийся напротив, одарил её угодливой улыбкой. Мирослав же наблюдал за ней с ленивым удовлетворением хозяина: мол, смотрите — и красавица-жена у меня есть, и ужин подаёт как по часам.
Владислава двигалась с выверенной грацией официантки из элитного заведения. Обходя стол, она расставляла перед каждым из гостей по белоснежной фарфоровой тарелке с золотистой каймой. На фоне тёмного дерева стола они выглядели особенно одиноко. Затем рядом с каждой тарелкой она аккуратно разложила ножи и вилки. Мужчины молча следили за её действиями. Повисла короткая пауза — настороженная и непонимающая. Никита взял вилку в руку и повертел её между пальцами, будто не знал, что делать без еды.
— Эм… а горячее будет? — неловко усмехнувшись, спросил Лев и потёр ладони.
Мирослав бросил на него раздражённый взгляд и уже собирался подогнать жену словом, но Владислава молча развернулась и вышла обратно на кухню. Мужчины проводили её взглядами. Спустя несколько секунд она вернулась вновь — в руках у неё была большая блестящая кастрюля с прихватками по бокам. Из-под крышки струился ароматный пар тонкими струйками. Запах был настолько насыщенным и манящим, что казался почти осязаемым — он обещал настоящее гастрономическое наслаждение. Улыбки вернулись на лица гостей: вот оно — сейчас начнётся пиршество.
Но Владислава не остановилась у стола. Она прошла мимо него уверенным шагом — точно рассчитанным маршрутом: мимо растерянных мужчин, мимо их пустых тарелок и голодных глаз. В дальнем углу комнаты поднял голову Барон — их огромный шоколадный лабрадор на своей лежанке; заметив хозяйку с кастрюлей в руках, он вскочил и ткнулся носом ей в колено.
Она опустила кастрюлю прямо на пол; глухой звук металла о паркет нарушил тишину комнаты единственным аккордом. Сняв крышку, она позволила облаку пара окутать своё лицо на мгновение; затем взяла половник и щедро наложила дымящихся пельменей прямо в собачью миску: сначала одну порцию… потом вторую… ещё одну… Барон от счастья тихо зарычал от восторга и тут же погрузил морду в еду с громким чавканьем.
Звуки собачьего наслаждения эхом отдавались по комнате, где царила гробовая тишина. Лев застыл с приоткрытым ртом; Никита медленно положил вилку обратно на тарелку — звонкий лязг прозвучал почти как удар колокола среди этой немоты. Лицо Мирослава сменило несколько выражений: от растерянности до ярости и затем до багрового стыда вперемешку со злостью. Он переводил взгляд то на жену, то на пса… потом снова на друзей.
Владислава выпрямилась во весь рост, положила половник рядом со столом и повернулась к мужчинам лицом — спокойным до пугающей степени.
— Прошу прощения… — произнесла она ровно и отчётливо; голос звучал ясно посреди звуков жующего Барона. — У нас дома заведено так: первым ест тот, кого любят больше всех… А для тех гостей, кто приходит без приглашения… увы… ничего не предусмотрено.
Первым не выдержал Лев: он вскочил так резко, что его стул скрипнул об пол при отъезде назад; не глядя ни на Владиславу ни на Мирослава он пробормотал что-то невнятное вроде «нам пора» и схватив куртку со спинки дивана направился к выходу быстрым шагом. Никита тут же последовал за ним следом словно тень; бросив короткий сочувствующий взгляд Мирославу вперемешку со страхом он поспешно ретировался вслед за другом.
Прощаться они не стали: это было бегство с поля боя после поражения… инстинктивная попытка избежать грядущего взрыва эпицентра которого они чувствовали кожей…